– Должно быть, эта Беатрис вас очень разозлила? – робко поинтересовалась она.
– Разозлила? – маркиз задумался над предположением Эммы. – Я думаю, что сам разозлился – не из-за того, что она якобы любит другого. К этому времени я кое-что выяснил о своей невесте. Я просто понял, что мы друг другу не подходим. И не ее неверность так разгневала меня, а то, что ей удалось меня обмануть. Видите ли, мисс Уэйкфилд, честность для меня превыше всего.
Волосы зашевелились на голове у Эммы.
– Вы не имели отношения к ее смерти? – спросила она Себастьяна.
– Когда она умерла, я был у друга в Шотландии. Наверное, она упала с лошади и разбилась. Тогда Беатрис находилась в Кенте. А в свете утвердилось мнение, что я убил ее, несмотря на то что мы были далеко друг от друга, – он потер подбородок, смотря на Эмму, будто на партнера по игре в шахматы.
– Страсть заставляет людей делать то, что нормальный человек делать не станет. Легко поверить в то, что влюбленный, которого предали, может разгневаться, – сказала Эмма своему спутнику.
– Я не страстная натура. Любовь не имела никакого отношения к моей помолвке с Беатрис. Я сомневаюсь, что способен поддаться столь непостоянному чувству, как любовь. Страсти не правят мной.
Маркиз – не страстная натура? Как он может нести такую чепуху, когда огонь страсти пылает в его душе? Нет, это не игра воображения, уверяла себя Эмма. Нет, в его глазах действительно вспыхнули искорки гнева. Это не просто игра света. Эмме хотелось знать полную правду о Себастьяне Эндовере. Более того, она хотела понять его.
– Вы намеревались жениться на Беатрис, не любя ее? – спросила Эмма маркиза.
– Мне было двадцать три года. А Беатрис казалась тогда самым прекрасным созданием на свете. – Эндовер сложил руки, прижав кончики пальцев друг к другу. – Я был ослеплен страстью к ней.
– Вы чувствовали к ней лишь грубую плотскую страсть, не более того?
– Это примитивное, но очень сильное чувство. Особенно для молодого человека. Но оно довольно быстро ушло, как любая страсть.
Похоже, маркиз старался держаться подальше от тех чувств, которых всегда искала Эмма Уэйкфилд. Но этот факт не должен беспокоить ее. Этот человек ничего не значил для Эммы. Однако она не могла не замечать уколов гнева, вызванных этими словами.
– А как же женщины из вашего списка невест? Вы испытываете к ним страсть?
– Это опять слухи.
– Неужели списка ваших потенциальных невест не существует?
– Это не совсем точно. Я думаю о том, чтобы вступить в брак в этом году, – губы маркиза вытянулись в нитку. – И у меня есть несколько подходящих кандидатур на роль супруги.
От одной мысли о том, что Себастьян может жениться на другой, Эмме стало больно, как от удара кнута. «Мне нет до этого дела», – уверяла она себя, хотя это было не так.
– Вы практичный человек, думаю, вы просчитали все недостатки невест.
– Вступать в брак, не будучи уверенным в том, что невеста сможет стать хорошей супругой, – весьма непрактично.
– Станет хорошей супругой? Вы говорите о будущей жене так, как будто собираетесь покупать новый диван для кабинета или породистую кобылу для одного из ваших жеребцов-призеров.
– Я так и думал, что вы, мисс Уэйкфилд, не поймете практичного подхода к браку.
– Нет, никогда. Герой романа Остин мог жениться только по любви. Я не могу представить, чтобы было иначе.
– Мисс Уэйкфилд, вы натура страстная.
– Что же правит вами, милорд? Интеллект? Холодный рассудок?
– Я предпочитаю вести упорядоченную жизнь. |