— По доброй ли воле соглашаешься ты на этот риск — принять бремя зимнего холода?
Летние девы не выдержали и подошли ближе. Придвинулась вся толпа фэйри, и Айслинн разглядела несколько знакомых лиц. Мелькнули ведьмы Бейры.
— После Донии, — Кинан бросил короткий тоскливый взгляд на зимнюю деву, — все смертные предпочитали остаться под солнцем. Не хотели рисковать, боялись стать такими, как она.
Дония мертвенно-белыми пальцами стиснула загривок волка.
А Кинан добавил:
— А если ты не та, кого я ищу, холод королевы Зимы тебе придется нести до тех пор, пока на это не отважится другая смертная, — понимаешь ли ты это? И тебе придется предупредить ту смертную, что мне нельзя доверять.
Неистово зашумели вокруг деревья под порывом предгрозового ветра, словно предостерегая ее на каком-то неведомом, забытом всеми языке.
Дония шагнула к ней, взяла за руку, легонько сжала.
— Понимаю, — сказала Айслинн окрепшим голосом.
Она не сомневалась, что все правильно. То было внутреннее знание, и никаких других доказательств ей не требовалось. Все правильно.
Отпустив руку Доний, Айслинн подошла к кусту боярышника.
— И если она откажет мне, ты скажешь это следующей девушке, а потом следующей. — Кинан последовал за ней, излучая жар. — И тебе не освободиться от холода, пока одна из них не согласится меня принять.
— Следующей не будет.
Айслинн наклонилась, обхватила посох рукой. Немного помешкала.
Бросила взгляд на последнюю девушку, согласившуюся рискнуть, и на короля, который любил ее до сих пор. Ради них обоих и ради себя самой Айслинн хотелось бы, чтобы на ее месте была Дония. Увы...
Она крепче сжала посох, выпрямилась. И не почувствовала никакого холода. Вместо этого ослепительный ореол, такой же яркий, как у Кинана, воссиял вокруг нее, окружив с головы до ног.
Летние девы засмеялись, закружились смерчами из развевающихся юбок и цветущих ветвей.
Дония, чьи белые волосы стали вдруг золотистыми, а щеки румяными, сказала удивительно певучим голосом:
— Ты и впрямь королева.
Айслинн взглянула на свои руки, излучавшие солнечный свет.
— Да.
Чувствовала она себя так, как и вообразить не могла, — мир вокруг внезапно ожил. Фэйри возрадовались — наконец-то они были в безопасности, под защитой короля и королевы. Все как один желали ей счастья, и она это знала. Айслинн радостно рассмеялась.
Кинан, тоже смеющийся, схватил ее в объятия, оторвал от земли и закружил.
— Моя королева... моя прекрасная, дивная Айслинн!
Повсюду из земли пробивались цветы, воздух стремительно теплел, с ясного голубого неба сыпался быстрый мелкий дождь. Под ногами Кинана прорастала пышная трава, зеленая, как его глаза.
И вдруг... Айслинн увидела, что к ним пытается пробиться сквозь толпу рябинник — весь в крови.
Окончательно обессилев, он упал, скорчился на земле. Протянул к ней руку и прохрипел:
— Моя королева...
Кинан поставил ее на ноги, обнял за талию. Веселье вокруг прекратилось. Айслинн, оцепенев, смотрела, как ее подданные — теперь уже настоящие ее подданные — несут к ней раненого стражника.
— Мы старались, — заговорил рябинник, и кровь хлынула у него изо рта, — старались так, как если бы она пришла за тобой... Смертный юноша...
Айслинн пошатнулась, и Кинан поддержал ее, не позволив упасть.
— Сет? Что с ним... — Она не смогла договорить.
Рябинник бессильно закрыл глаза. Попытался откашляться, и изо рта у него посыпались ледяные кристаллы. Он сплюнул их в траву.
— Она взяла его. Бейра... его взяла.
Не в силах смотреть на Кинана, обнимающего Айслинн, Дония поспешила уйти. Он нашел свою королеву, и это хорошо. Великое счастье для всех, и для нее тоже. |