– Я отправлюсь домой и поговорю с моим партнером. Он наверняка выдвинет интересные предположения.

Лицо Барата стало равнодушно-холодным. Я сообразительный – догадался, в чем дело.

– Теперь я живу здесь, но не могу перестать думать о своем жилище на Макунадо как о доме. Там я построил свою жизнь.

– Убедительно с логической точки зрения, но неудовлетворительно с эмоциональной, – сказал Барат.

Я не стал обращать внимания.

– Повидавшись с ним, я вновь двинусь в Аль-Хар.

– Зачем?

Альгарды могли похвастать полноценным недоверием к Страже и непоколебимым презрением к систематизированному, публично финансируемому закону и порядку.

– Затем, что если я как следует подогрею их интерес, они могут, например, отыскать вторую часть этого сломанного болта. Могут за день постучать в большее число дверей, чем я – за месяц, и будут более убедительно задавать вопросы, на которые нам нужны ответы. Сами знаете, свидетели имеются. Это произошло средь бела дня.

– Ты себя недооцениваешь. У тебя больше шансов получить хорошую информацию, чем у любого стражника.

– Вы так думаете? Почему?

– Ты муж Страфы. Человек, выбранный разделить жизнь с единственной сиявшей Альгардой. Той, кого все любили. И теперь за твоей спиной кроются другие Альгарды, которых все боятся. Любовь и страх. Отличные мотиваторы.

Ну конечно. Только не для тех, кто напал на Страфу.

– Если ты будешь задавать вопросы, соседи могут проявить удивительную заинтересованность в помощи, – добавил он.

– Это, знаете ли, правда, – подал голос от раковины Рейс.

Былой артиллерист Декс согласно кивнул.

Морли сохранял чуть большую дистанцию, чем полагалось друзьям.

– Будь внимателен! Убийцы не дремлют. Займешься размышлениями, когда окажешься в четырех кирпичных стенах.

Он был прав. Я понял это на войне. Люди, блуждающие по своему внутреннему ландшафту, когда снаружи приближается враг, напрашиваются на раннюю отставку.

– Привычка позабылась.

– Я и сам несколько расслабился, – признался он. – Такое бывает, когда продвигаешься вверх по пищевой цепи. Но тебя предупредили. Когда мы покинули дом Страфы, ты почувствовал то же, что и я.

– Лазутчик Фелльске – не убийца. Он лишь наблюдает и докладывает.

– Возможно, докладывает убийце. Помни, кем тебя считают другие люди, а не только кем ты сам себя считаешь.

Я его не понял.

– Что?

– У тебя есть репутация. И связи с теми, чья репутация еще хуже. Разумеется, ты расстроен из-за Страфы. Не знакомые с тобой люди будут принимать решения, основываясь на том, что они о тебе слышали, а не на суровых фактах.

– Ладно. Теперь понял.

– Ты есть ты – и потому представляешь угрозу. Ты можешь стать ниточкой между ними и всеми теми, кто способен их поймать.

– То есть если меня убьют, мои друзья потеряют интерес к делу.

Убийство Страфы, может, и исключило семейство Альгарда из участия в турнире, но сделало их потенциальным источником опасности. Мое убийство, напротив, должно будет снизить накал.

И в то мгновение, когда у меня полностью очистилась голова, я заглянул в тени между двумя кирпичными строениями слева – и увидел симпатичную юную блондинку, мрачно наблюдавшую за мной. Она казалась печальной. И держала за правую руку большого урода, с которым я встречал ее раньше.

Я замер, вытаращив глаза.

– Ложись! – рявкнул Морли.

Мои инстинкты еще не окончательно заржавели.