Да, но я отправилась в Лоувет Милл не для того, чтобы думать о Пьетро. Забыть о нем — вот что важно. Все мои мысли должны быть о Роуме.

Теперь самое время рассказать о том, что предшествовало этой поездке, о том, почему Роума оказалась в Лоувет Милле, и как я встретилась с Пьетро.

Роума была на два года старше меня, и кроме нас у родителей детей больше не было. И мать, и отец всю свою жизнь посвятили археологии, и для них раскопать какую-нибудь древность было гораздо важнее, чем исполнять родительские обязанности. Они оба постоянно пропадали на раскопках, и все, что мы от них видели, это отстраненную благожелательность, ненавязчивую и потому вполне нас устраивающую. Мама была для того времени довольно уникальной женщиной, так как считалось, что археология совершенно не женское занятие, но именно благодаря этому своему увлечению, она встретила нашего отца. Они поженились, и совместная жизнь представлялась им, скорей всего, как череда экспедиций и открытий; так оно и было, пока это своеобразная идиллия не была нарушена сначала рождением Роумы, а затем и моим. Нельзя сказать, чтобы наше появление их очень обрадовало, но родители и тут решили не отступать от своей главной цели, и первые картинки, которые нам показали, были изображениями древних орудий из кремния и бронзы, и они, по всей видимости, должны были вызвать у нас такой же интерес, как и у других детей — кубики с картинками. У Роумы, действительно, этот интерес вскоре появился. Для меня нашлось оправдание: «Кэролайн еще мала, — говорил отец. — Ведь Роума старше ее на два года».

Роума с ранних лет была их любимицей, причем без всяких стараний с ее стороны. У нее была врожденная страсть к археологии, поэтому она не имела нужды притворяться в угоду родителям. Я же пыталась, может быть, даже с несколько необычной для своего возраста циничностью, отстаивать свой взгляд на ценности, которыми дорожили родители.

— Подумаешь, что это собранное из кусочков ожерелье — Бронзового века. Ничего особенного. Разве может оно сравниться с мозаичным полом времен римлян? Кремневые наконечники Каменного века? Вполне возможно, их ведь было тогда несметное количество.

— Как бы мне хотелось, чтобы у нас были самые обыкновенные родители, — не раз говорила я Роуме. — Пусть бы они на нас сердились. Пусть бы даже поколачивали нас для нашего, конечно, блага. Было бы все-таки веселее.

Роума, воспринимавшая всегда все всерьез, начинала меня разубеждать:

— Не говори глупости. Ты бы взвилась от ярости, если бы тебя стали бить. Ты бы начала брыкаться и вопить. Я тебя знаю. Тебе всегда хочется того, чего у тебя нет. А я, когда вырасту, обязательно поеду с отцом на раскопки.

От одной мысли об этом глаза у нее сверкали. Ей не терпелось поскорее туда отправиться.

— Да, родители все время твердят, что, когда мы вырастем, то должны будем заниматься полезным делом.

— Ну и правильно!

— Но ведь это означает только одно: мы тоже станем археологами.

— Так ведь же это прекрасно.

Если Роума что-то заявляла, то всегда без капли сомнения. Впрочем, она вряд ли бы стала что-то утверждать, не будучи абсолютно уверенной в своей правоте.

Я совершенно другой человек. Мне ближе игра словами, чем раскопанными черепками. И часто мне бывало смешно то, что другим казалось чрезвычайно серьезным. Одним словом, в семье я была Белой вороной.

Детьми нас часто водили в Британский музей. При этом, нас убеждали, что там нам будет весело, однако давали ясно понять, в какое святилище мы имеем честь вступить.

Все, что я могу об этом вспомнить, это холодные каменные плиты под ногами, а перед носом — стекло витрин, в которых выставлено древнее оружие, керамика и украшения.