Служащий метро подошел к нему поближе.

– Это не в моей компетенции, сэр, – сказал он, а потом добавил, довольно бесцеремонно: – И не в вашей.

Поняв, что развлечение закончилось, толпа начала расходиться. Музыканты паковали свои инструменты. Тот из них, который до этого не произнес ни единого слова – во всяком случае, так казалось Джарвису, – тихонько ругался.

– И куда вы сейчас? – спросил их Стрингер.

Волынщик ответил, подражая акценту лондонских аристократов:

– Не желаете ли отобедать в «Гавроше», прежде чем отбыть в наши апартаменты в «Гросвенор Хаус»?

– А вы не захотите пойти ко мне домой и сыграть там для нас? – поинтересовался Джарвис. – Я заплачу. У меня не так много денег, но я заплачу. Мне это нужно для моей книги, для главы об артистах подземки.

Музыканты переглянулись. Казалось, они молчаливо советуются друг с другом. Наконец певец согласился:

– Ладно. Что мы, собственно, теряем? Я – Том, он – Олли, а это – Мак.

– Джарвис Стингер.

Они играли для него, Тины и детишек, пока не выбились из сил. Возвращаться домой было уже поздно, и музыканты остались на ночь. А потом двое из них так и поселились в «Школе». У Мака была девушка и ребенок, с которыми он жил в отеле «Бэйсуотер», в комнате, предоставленной им городским советом Вестминстера. Олли же переехал в бывший кабинет директора, а Том занял помещение четвертого класса.

– Надеюсь, они хоть платить тебе будут, – сказала тетя хозяина.

– У Тома есть работа, – ответил тот, – он дает уроки игры на флейте.

Мисс Дарн пожала плечами:

– Уроки игры на флейте? Я тебя умоляю. Надеюсь, он не собирается давать их тогда, когда я буду укладывать детей спать?

Поскольку Джаспер и Бьенвида никогда не ложились в постель до того, пока сама Тина не отправлялась на боковую, а просто засыпали там, где находились, Джарвис не воспринял ее слова всерьез. Время от времени его родственница выдавала подобные фразочки, стремясь показать, что она – нормальная мать. Иногда она ворчала, впрочем, вполне беззлобно, что Абеляр, ястреб Джеда, сидящий в велосипедном сарае, клекочет днями напролет.

Ее племянник подумал, что, пожалуй, постояльцев в его доме уже более чем достаточно. Теперь у него хватало денег, чтобы поехать в Каир, и он собирался туда на следующей неделе. Интересно, думал он, а что, если, полюбовавшись на самый новый в мире метрополитен, вернуться в Лондон через Будапешт и посмотреть на один из самых старых?

– Нам оставалось только улыбаться, – писал Мейхью, – когда мы слушали, как Пирсон горячо защищал свой план опоясать Лондон туннелями, напоминающими канализационные.

Иронической статьей Мейхью разразился и в «Панче»:

«Как нам стало известно, множество людей, обитающих неподалеку от линии, заявили, что готовы предоставить в распоряжение так называемой «подземной дороги» подвалы, в которых они держат уголь. Что же, наверняка это поможет существенно уменьшить цену строительства, особенно если не ограничиваться угольными ямами, а использовать также подполы и погреба, где поезда смогут беспрепятственно передвигаться, не создавая особенных проблем хозяевам домов…»

Для того чтобы построить подземку, были изменены течения трех рек и изгнаны с насиженных мест тысячи тех, кто имел несчастье обитать в долине реки Флит. При этом все строительные работы были проведены людьми, не имевшими опыта в такого рода делах. Ни у кого в мире тогда не было подобного опыта. Московское метро, строители которого также столкнулись с проблемой плывунов, было построено много позже.