Куарту пришлось сделать над собой усилие, чтобы не улыбнуться. Пристальный взгляд Ивашкевича скользнул с него на архиепископа, затем опять уперся ему в глаза.

— Да, — подтвердил инквизитор после секундной паузы. — Разумеется, законные.

Рука с перстнем поднялась, указательный палец коснулся брови; и в этом, казалось бы, невинном жесте Куарту почудилось предостережение. Вы там поосторожнее с вашими школярскими шуточками, говорил он. Хорошо смеется тот, кто смеется последним, а я никуда не тороплюсь. Один неверный шаг — и вы в моих руках.

— Вам надлежит помнить, отец Куарт, — продолжал между тем кардинал, — что ваша миссия носит чисто информационный характер. И потому следует соблюдать абсолютный нейтралитет. Позже, в зависимости от того, что за материал вы нам представите, мы решим, какие конкретные шаги предпринять. Покамест, что бы вы там ни обнаружили, избегайте любого шума и огласки. Конечно, с Божьей помощью… — Он вгляделся во фреску с изображением Тирренского моря и, словно прочтя в ней скрытое от других послание, утвердительно кивнул головой. — Помните, что в наше время истина не всегда делает нас свободными. Я имею в виду истину, ставшую достоянием всех.

Он резким, повелительным движением протянул руку с перстнем: губы плотно сжаты, темные глаза угрожающе устремлены на Куарта. Но Куарт был хорошим солдатом, который сам выбирал себе хозяев, так что он выждал на секунду дольше необходимого и лишь затем, опустившись на одно колено, прикоснулся губами к алому рубину перстня. Кардинал поднял эту же руку над головой священника и медленно осенил его крестом, то ли благословляя, то ли грозя. После этого, не говоря ни слова, он вышел из кабинета.

Куарт выдохнул сдерживаемый в легких воздух и, встав, отряхнул колено. Когда он повернулся к Монсеньору Спаде, глаза его были полны вопросов.

— Что вы думаете о нем? — поинтересовался директор ИВД. Он снова взял в руки нож и с озабоченной улыбкой указывал им на дверь, за которой скрылся Ивашкевич.

— Ufflciale или ufficioso, Монсеньор?

— Ufficioso.

— Мне бы очень не хотелось попасться ему в руки лет эдак двести-триста назад, — ответил Куарт. Улыбка архиепископа стала шире:

— Почему?

— Ну, скажем так: он весьма жесткий человек.

— Жесткий? — Архиепископ снова взглянул на дверь, и Куарт увидел, как его улыбка медленно угасла. — Не будь это грехом против человеколюбия по отношению к одному из братьев во Христе, я сказал бы, что Его Высокопреосвященство — законченный сукин сын.

Они вместе спустились по каменной лестнице на Виа-дель-Бельведере, где ожидала официальная машина Монсеньора Спады. У архиепископа был назначен визит к «Кавалледжери и сыновьям», неподалеку от дома Куарта. Портные семейства Кавалледжери на протяжении вот уже двух столетий одевали всю аристократию курии, включая и самого Папу. Их ателье находилось на Виа-Систина, рядом с площадью Испании, так что архиепископ предложил Куарту подвести его. Они выехали из Ватикана через врата Святой Анны и сквозь затемненные стекла машины видели, как вытянулись при ее приближении швейцарские гвардейцы. Куарт усмехнулся; ему это показалось забавным, поскольку он знал, что ватиканские швейцарцы недолюбливают Монсеньора Спаду: расследование, проведенное ИВД с целью выяснения наличия гомосексуализма в гвардии, закончилось полудюжиной увольнений. Кроме того, время от времени — так, развлечения ради — архиепископ устраивал небольшие проверки системы внутренней безопасности: например, заслал в Апостольский дворец своего агента, одетого в мирское платье и снабженного флаконом «серной кислоты», якобы предназначенной, чтобы испортить фреску «Распятие Святого Петра» в капелле Паулина.