“Если бы точно знать, что в стволе будет пуля, я бы попробовал”, подумал Денис. Пальцы его стиснули холодную рукоять револьвера.

- И не надо больше жульничать, - мягко произнес Кожеед. Он пошел к аккумулятору. - На-ка-жу. Нажимай на спуск, только когда твой брат крикнет. Никакой больше самодеятельности.

- Как ты, брат? - спросил Денис негромко. Кеша поднял глаза и улыбнулся. Денису резануло сердце от этой улыбки.

- Все хорошо.

- А ну отставили шептаться! Говорите в полный голос! - закричал вдруг Кожеед. Слюни полетели из его рта.

Они молчали.

- Мне нужно было сразу догадаться, что я выбрал неправильно, - сказал Кеша. Громко и четко.

- Что? - Денис не понял.

- Я про тот вопрос. С кем ты хочешь остаться, мальчик? Вот что спросила судья. Помнишь ее? Кудрявая. Губы еще такие… мелкой гузкой.

И тут Денис вспомнил. Тот самый день, когда родителей развели. В памяти Дениса этот день так и остался черным пятном, пропастью во времени и пространстве. Судья была странная, с оранжевыми бигудийными вихрями на голове – и, похоже, в голове тоже у нее что-то такое завихрялось. Тогда их с братом заводили по одному в кабинет судьи, чтобы задать главный вопрос: с кем из родителей они хотели бы остаться. Судья кривила густо накрашенные розовой помадой губы. К ним, как к эпицентру розового взрыва, сбегались со всего лица мелкие морщинки. Судье Денис активно не нравился. А может, ей вообще никто не нравился.

- И я выбрал маму, - сказал Кеша. - Мать.

- Я помню, - сказал Денис. “А я отца. И это была ошибка”.

- Это была ошибка, - сказал Кеша. Денис заморгал. - Не было ни дня, ни минуты, чтобы я не жалел о том своем выборе.

- Кеша, причем тут…

- Помню, когда я вернулся… Когда мать меня вернула. Ты тогда сказал, что я теперь другой. А потом сказал, чтобы я не боялся. Что ты мой старший брат. Что ты отпиздишь любого, кто меня обидит.

Денис покачал головой. Даже если и говорил, он этого не помнил.

- Я не изменился. Нет, Денис. Нет, брат.

Кеша сидел прямо, лицо вдруг стало спокойным. Мертвенно спокойным.

- Он имел меня каждый день. Когда захотел, - голос был отрешенным.

- Что?!

- Тот мужик. Помнишь? Рыжий.

Денис вспомнил. “О, боже. Нет-нет-нет”. Денису показалось, что он опрокинулся назад вместе со стулом — и летит в гигантскую дыру. В Гранд Каньон вины и отчаяния. И падение все продолжается… Конечно, он помнил рыжего. Мужик на маминой кухне, с короткой бородой. Склизкие темные глаза. За стеклами толстых очков. Денис вспомнил, что еле удержался тогда, чтобы не втащить этому типу. Так он его выбесил. Потом Денис с ужасом вспомнил, как сделал над собой чудовищное усилие и даже пожал, уходя, рыжему руку. Ради матери, конечно. Ладонь была вялая и такая… Дениса затошнило. Словно он предал младшего брата в очередной раз.

- Поэтому я всегда смеюсь, - сказал Кеша. - Только поэтому. Только поэтому, брат.

- Прекрасно-прекрасно! – Кожеед засмеялся, захлопал в ладоши, но на него никто уже не обращал внимания. Свечников замер, словно его ударили под дых. По лицу пробежала темная волна. Глаза провалились.

- Кеша… я… - начал Денис и осекся.

Брат кивнул.

- Иногда я думаю, что было бы, если бы мы выбрали наоборот. Наверное, ты смог бы бороться, большой брат. Ты сильный. Но ты был так далеко от меня. Так далеко.

Кеша внезапно выгнулся, затрясся, голова запрокинулась. Кисти рук у него свело и скрючило. Треск, запах озона и горелой кожи. Кожеед подключил ток. Глаза Кеши закатились, на губах выступила пена.

- Кеша! – Денис закричал. - Нет!

- Надеюсь, я вас не отвлекаю? - ядовито поинтересовался Кожеед. Отключил клемму. Кеша дернулся и затих. Брат сидел теперь, скрючившись на левый бок.