Вероятно, он уже представлял себя приговоренным к гильотине.
Мсье Венс наблюдал за ним, и его глаза лукаво поблескивали.
— Идите, Мартен, и сохраните улыбку! — посоветовал он, посылая к потолку колечко табачного дыма. — Поверьте мне, эти господа находятся в более затруднительном положении, чем вы! Действительно, вид у них был весьма озабоченный…
XXII
Судебный следователь Сюсбиш, человек по природе обходительный, был им вдвойне во время исполнения своих служебных обязанностей. Но чем большую он проявлял учтивость, тем меньше оставалось шансов у подозреваемого выкрутиться.
Сидя за письменным столом и подперев подбородок тыльной стороной белой и жирной руки, он, казалось, позировал фотографам.
— Где вы были… — Он кашлянул. — …и что вы делали вчера вечером между десятью часами и полуночью?
Мартен Доло, присев на самый краешек стула, заерзал, чувствуя себя не в своей тарелке. Следователь успел только удостоверить его личность, прежде чем задал ему этот главный вопрос, который обычно задают людям, подозреваемым в краже или убийстве.
— Ну, я… Мой брат Фредди назначил мне встречу на площади Святой Екатерины… Я прождал его целый час.
Следователь Сюсбиш и комиссар Малез обменялись понимающими взглядами, по которым можно было догадаться, что их предположения сбываются.
— Можете ли вы предъявить доказательства этого? — спросил следователь. — Например, сообщить нам имена тех, кто способен подтвердить ваши слова?
Мартен Доло печально покачал головой:
— Боюсь, что нет…
Затем его словно осенило, и он достал из кармана записку:
— Постойте, вот письмо от Фредди…
Следователь взял это письмо с отвращением больного диабетом, берущего кусочек сахара. Затем он едва заметным знаком предложил Малезу подойти поближе и прочесть письмо через его плечо.
Написанное второпях, письмо гласило:
«Дурашка!
Я должен увидеться с тобой еще раз сегодня вечером.
Это вопрос жизни и смерти.
Жди меня перед церковью Святой Екатерины после 11 часов.
Прояви терпение: я непременно приду.
Уничтожь эту записку: у меня есть на то причины».
Прочитав письмо, следователь на минуту задумался, а потом сказал:
— Сожалею, мсье Доло, но письмо ничего не доказывает! — Он кашлянул. — Вы вполне могли написать его сами, чтобы создать видимость алиби…
Мартен возмутился:
— Покажите его экспертам-графологам!
Но тридцатилетний опыт работы не прошел для следователя даром:
— Два эксперта непременно разойдутся во мнениях, а трое поднимут бунт… Почему вы сохранили это письмо вопреки просьбе вашего брата его уничтожить?
— Не знаю. По правде сказать, я… я отношусь к Фредди с некоторым недоверием! Я предполагал сжечь его, но после нашей встречи, когда услышу объяснения брата… Поскольку он не пришел, письмо осталось лежать у меня в кармане, и я о нем забыл…
— Ловко, — согласился следователь, — но не очень убедительно. Я же склонен думать, что вы его сохранили для того, чтобы показать нам и во что бы то ни стало обеспечить, пусть даже шаткое, алиби. Будь вы невиновны, вы бы его уничтожили, как и просил ваш брат, брат, который, как мне говорили, может потребовать от вас чего угодно и которого вы любите, как сына…
— Которого я любил, как сына…
— Короче, вы отрицаете?
— Отрицаю — что, господин следователь?
— То, что вы совершили убийство господина Омера Анжо прошлой ночью между десятью часами и полуночью?
Мартен взмахнул обеими руками, словно утопающий:
— Я отрицаю?. |