Изменить размер шрифта - +
Но он не сдается. Надо попытаться в третий раз, этой же ночью.

Выбраться с мельницы оказалось не трудно. А дальше – прямо на Полярную звезду! Он бредет в темноте, спотыкаясь о корни, продираясь сквозь кустарник. Ушибы, царапины – ерунда. Главное, никто его не видит, никто не собьет с пути ни колдовством, ни обманом...

Рядом вскрикнул сыч, прошуршала крыльями сова. При слабом свете звезд он различает вдруг нахохлившегося филина. Тот сидит на ветке совсем рядом и смотрит на Крабата одним‑единственным глазом.

Крабат бежит дальше, спотыкается, падает в канаву с водой. Очутившись на рассвете перед мельницей, уже не удивляется.

В доме еще совсем тихо, только Юро возится на кухне, растапливает печь. Крабат останавливается на пороге.

– Ты прав, Юро, отсюда не убежишь!

Юро дает ему попить. Помогает снять мокрую, черную от грязи рубашку.

– Да ты умойся!

Зачерпнув ковшом воды, сливает Крабату на руки и говорит серьезно, без обычной ухмылки:

– Что не удалось одному, может, еще получится, если взяться вдвоем. Давай попробуем вместе!

 

Крабат проснулся от шума: подмастерья взбираются по лестнице, расходятся по постелям. Во рту у него все еще вкус колбасы, значит, спал он совсем недолго, хотя во сне прошло два дня и две ночи.

Утром он на несколько минут остался наедине с Юро.

– Я видел тебя во сне, Юро. Ты дал мне один совет.

– Я? Да ну? – удивился Юро. – Наверно, какая‑нибудь глупость. Плюнь ты на это, Крабат!

 

НЕЗНАКОМЕЦ С ПЕТУШИНЫМ ПЕРОМ

 

На мельнице в Козельбрухе было семь жерновых поставов. Шесть работали постоянно, седьмой же – никогда. Поэтому его называли «мертвый жернов».

Поначалу Крабат думал, что у него сломана втулка или еще что‑нибудь, но, подметая как‑то утром пол, увидал под ним немного муки. Приглядевшись получше, он заметил остатки муки и в ларе. Будто выгребали ее впопыхах. Может, мертвый жернов работал ночью? И кто‑то молол потихоньку, когда все спали? А может, не все спят так крепко, как он?

Ну да! Ведь парни явились сегодня утром к завтраку бледные, с темными кругами под глазами. Сидели вялые, украдкой позевывали. Теперь это отчетливо всплыло в памяти. Так вот оно что!..

 

В середине февраля ударил крепкий мороз. Каждое утро приходилось скалывать лед со шлюзов. По ночам, когда мельничное колесо стояло, он намерзал на лопастях толстой коркой. Надо было и ее вырубать. Но опаснее всего лед, выраставший на лотке. Чтобы не остановилось колесо, приходилось то и дело по двое спускаться в желоб и разбивать там лед; работа не из приятных, но Тонда следил, чтобы никто не отлынивал.

Когда же очередь дошла до Крабата, спустился вниз сам. «Для мальчонки, – сказал он, – это слишком опасно, может что и случиться». Парни с ним согласились. Только Кито, по обыкновению, нахмурился. А Лышко усмехнулся:

– Случиться может с каждым, кто не остережется!

Но тут как раз появился глупый Юро с ведрами. Он нес похлебку свиньям. Проходя мимо Лышко, нечаянно споткнулся и облил его помоями. Лышко разразился руганью, а Юро завопил:

– Ой, ой, ой! Не сердись, Лышко! Я сам себя готов высечь! Как же от тебя теперь нести будет! И все я! Ой, ой, ой, бедные мои свинки! Остались без похлебки!

 

Крабату теперь часто приходилось ездить с Тондой и другими подмастерьями в лес.

Сытый, тепло одетый, в меховой шапке, низко надвинутой на лоб, он не унывал даже в лютый мороз. Хорошо катить в санях по зимнему лесу!

Они валили деревья, очищали от веток, распиливали, складывали в штабеля, оставляя зазоры между стволами, чтобы получше просушить, а уж будущей зимой перевезти на мельницу, обтесать и пустить на балки, брусья, доски.

Так проходила неделя за неделей.

Быстрый переход