…Очки с простыми стеклами — в саквояже, на самом дне. Там же парик, несессер и прочие полезные мелочи. Докторишка-то его куда как старше! Отомар Шадовиц (которого здесь нет!) с 1910-го, а почтенный филолог-германист, если документам верить, еще прошлый век захватил. Кашляет, сморкается, да и со слухом не очень. Зато истинный ариец, пробы негде ставить.

Уже засыпая под колесный перестук, он зацепился памятью за некую странность. Мастер Теофил — почему? В книге Ганса Шигерта он просто Мастер — или Мельник.

Дед рассказал? Наверное, дед.

Встретились — столкнулись — в курилке сразу после обеда (13.45–14.15 — время для личных потребностей). Курц уже достал сигарету, но зажигалкой щелкнуть не успел.

— У меня… новость у меня! — выдохнул Хинтерштойсер.

Оглянулся недоверчиво:

— Отойдем!

Курилка — площадка возле забора при двух свежевыкрашенных урнах, десять шагов в длину, в ширину и восьми не будет. Устроились возле самого забора, закурили, наскоро глотнув горького дыма.

— Писарь рассказал. Ты его знаешь, Уго Нойнерн из штаба батальона…

— Помню. Вроде не подлец. И что?

Для верности говорили вполголоса. Не на уставном «хохе», а на привычном с детства westmittelbairisch. Мало ли вокруг прусских ушей?

— Ganz plemplem, вот что!

Поймал укоризненный взгляд приятеля, но не смутился.

— А как еще сказать? Мы с тобой в отпуск собирались, да? На Эйгер? Будет нам всем отпуск! В соседнем полку уже заявления пишут — побатальонно. И — в южные края! Не понял?

Курц открыл было рот, дабы подтвердить очевидное…

…Побатальонно — в южные края? Это как?

Рот закрыл. Скрипнул зубами, окурок затоптал.

— В Судеты?

Хинтерштойсер недоуменно моргнул.

— Какие такие Судеты? Отпуск — подарок от командования за отличную службу! Ну, если, конечно, занесет случайно… Берут саперов, артиллеристов — и нас, понятно, горных стрелков. Там же в этом… отпуске — Рудные горы!

— Saugut! — резюмировал Курц. — Сраный Богемский ефрейтор!

Настала очередь Хинтерштойсера глядеть с укоризной.

— Зачем ругать хорошего человека? Это все чехи-мерзавцы! Никаких немецких войск в Судетах нет, Рейх строго соблюдает условия перемирия. А чехи все нарушают и нарушают… Кстати, тех отпускников, которых в цинке привозят, велено записывать в графу «бытовой травматизм». Баллон с газом взорвался, бывает…

Тони, кивнув понимающе, достал сигареты. Спрятал, поглядел странно.

— Знаешь, Андреас, у меня тоже новость. И тоже — про отпуск. Ну, в некоторой степени…

Горный стрелок Хинтерштойсер в детстве не ругался. В школе — случалось, но не слишком часто. В армии же — покатилось, да так, что и не удержаться. Иной раз хочется что-нибудь хорошее сказать, но губы сами собой двигаются.

— Verfickte!..

— Да прекрати, уши вянут!

— Э-э-э… Gloria in excelsis Deo et in terra pax hominibus bonae voluntаtis!.. Могу даже спеть, хочешь? Тони, а они там, на почте, ничего не перепутали? Триста марок?!

— Не перепутали. Имя и фамилия мои, адрес верный. А в скобочках, ради полной ясности: «Норванд».

— Где ты ясность видишь? «Ингрид фон Ашберг-Лаутеншлагер Бернсторф цу Андлау». Это сколько же благодетелей — двое или пятеро? Мой бог, триста марок! Мы же теперь двенадцатизубые кошки можем прикупить! Последний писк! И рюкзаки новые, и ботинки с шипами, и…

— Двенадцатизубые брать не будем, тяжелые они, десятизубыми обойдемся.