— Пожалуйста, — попросил он, как не просят подданных государи, — помолчи.

Надежда была мучительна, как боль в душе, но Ульхард не смел её погасить.

Ночь, окутавшая Закатный Край, становилась всё непроницаемей и черней.

Полная луна висела над башнями Вечернего Дома целую вечность. Мрак становился всё холоднее — и на заледеневших стёклах появились прозрачные перья изморози. Ульхард ждал, что выпадет снег, но снега не было — а остывающая земля лишь промёрзла до стальной твёрдости.

Каждый поднимающийся на сторожевую башню Вечернего Дома видел зарево на востоке. Ульхард сравнительно недолго промучился отчаянной надеждой: старец уже наливал свою тушь в оловянную миску, которую держал в руках невинный ребёнок. Ульхард видел в черноте туши, как горит его земля.

Ульхард видел дерево, на котором висел труп парня-саламандры с руками, скрученными за спиной — сжечь его, товарища и возлюбленного огня, безлицые холуи Белого Рыцаря не смогли. Ульхард видел чьё-то обугленное тело — но это был один из безлицых, пустая потеря, ничто. Почему саламандра не смог призвать свою подвластную стихию так, как хотел, государь не понял — впрочем, видно, судьба опять подыгрывала Белому Рыцарю.

Ульхард видел окаменевшее лицо Лимы, чёлку, упавшую до самых глаз, старящую морщинку у губ. Он видел, как Белый Рыцарь пил эль в придорожном трактире неподалёку от замка барона Ледриха, и как твари без лиц — коротышка, заросший бородой, худой носач и квадратный громила — громили этот несчастный трактир, швыряли бутылки в стены и хохотали над трактирщиком. Ульхард видел трупы быколюдов со стрелами в глазницах и сгоревшие остовы деревенских хижин. Юная крестьянка выносила к дороге кувшин с молоком, чтобы Белый Рыцарь напился; она улыбалась, а в глазах у неё плескался дикий ужас, как у человека, заглянувшего в ад.

И всё это было покрыто ночной темнотой, как траурным крепом.

Ульхард знал, что рассветёт, когда Белый Рыцарь подойдёт к стенам Вечернего Дома, и ждал его приближения, как приговорённые ждут казни. На апелляцию высших сил он не надеялся.

Серые воины ждали битвы и осады; Ульхард уже знал, что битвы не будет. Белый Рыцарь не сражался — он убивал. Ульхард догадывался, что завистливое божество снова устроит какую-нибудь оскорбительную каверзу, которая заставит страдать всех, наделённых душой.

И порадует Белого Рыцаря.

Государь не мог спать. Он подолгу стоял у бойниц сторожевой башни, глядя в ночную темноту. Феи всегда оказывались поблизости; старый Сандик приносил грог и кусочки засахаренных фруктов — и Ульхард пил с феями, но не пьянел.

Феи не утешали его, да он и не принял бы утешений. Ему хватало их тёплого присутствия поблизости, когда весь мир состоит из черноты и ледяного ветра. Ульхард мучился несправедливостью судьбы тяжелее, чем головной болью. Весь мировой порядок подыгрывал Белому Рыцарю — а Ульхард никак не мог взять в толк, почему. За что он впал в такую чудовищную немилость? За что боги так любят Белого Рыцаря? Чем провинился Закатный Край?

Ни доблесть, ни отвага, ни самопожертвование, ни благородство, ни простая человечность — ничто не имело значения.

Все жители Закатного Края — краденые души?

Но разве виноваты краденые души, а не вор, который их украл?

Ульхард не знал, сколько времени продолжалась эта ночь, пропахшая убивающим огнём. Рассвет забрезжил неожиданно, он поднялся над догоревшими лесами, стыло розовый, безжизненный и неуютный. И все, кто ждал своей судьбы в Вечернем Доме, догадались, что Белый Рыцарь подъезжает к воротам.

Ульхард ждал чего угодно, но произошедшее оказалось так поразительно, что государь растерялся.

Вечерний Дом, древний замок королей Закатного Края, начал стремительно меняться. Он потёк, как ледяное изваяние на солнце, он поплыл и раздробился, как отражение в воде дробит брошенный камень.