Не пристало джентльмену распространяться о подробностях, но, позвольте заметить, я никогда не давал маху в том, что вы называете горячими ласками.
Божественная Иветта призналась, что никогда не испытывала такого натиска.
— Видишь, это гораздо приятнее сидения в переноске, — отметил я.
Помогая моей возлюбленной выбраться из скомканной переноски, я заглянул внутрь и увидел в уголке нечто вроде мыши из розового ангорского пуха.
— О, — сказала Иветта с мягким смущенным смешком, — это моя косметичка…
Я потянулся за этой штукой – никогда таких не видел – и оттуда вывалилась щетка со стальными зубьями и пуховка для пудры (похожая на дохлую розовую мышь), украшенная белым атласным бантом, на котором серебряными буковками было написано имя моей крошки – Иветта.
Я потрогал пуховку лапой.
— Твоя чокнутая хозяйка тебя пудрит? От блох?
— О, нет, — ответила Иветта, глубоко шокированная! — Мисс Саванна Эшли пудрит меня, чтобы мой мех был чистым, пушистым и приятно пах.
Я смог оценить этот прием по уходу за внешностью, когда, примяв посильнее край переноски, чтобы Божественная могла легко выйти, на секунду прижался к благоухающему боку. Запах миндаля волной прошел по моим ноздрям.
Я уже почти сложил два и два, то есть сопоставил факты, когда мой острый слух уловил, что голоса в коридоре стали громче. А ведь я не слышал приближающихся шагов – упущение, которое мгновенно сделало наше положение опасным.
— Быстро! — прошипел я Иветте, захлопывая пустую переноску и задвигая ее поглубже в тень. Одновременно я втолкнул мою подругу под диван. Это вышло крайне невежливо, почти грубо. Но как раз вовремя.
В помещение вошли три пары ног: две пары босые, но выкрашенные в безвкусный цвет, который используется для двадцатичетырехкаратного покрытия «кадиллака-севиль», на третьей – черные кроссовки. Неудивительно, что я не услышал шагов. Рядом со мной воздушные усики Иветты затрепетали: под диваном было пыльно. Я зажал ей нос лапой прежде, чем она успела чихнуть.
— Ну вот, — сказала одна из босоногих золоченых девочек. Из моей позиции обзор был чуть лучше, чем у Божественной Иветты.
— Давай я тебя закончу, — предложил другой голос. Я услышал, как открылся пластиковый колпачок, и аж пригнулся от жуткого химического запаха с глицериновым оттенком. Иветта рядом со мной затряслась от страха. Я, честно говоря, понимал ее реакцию: мне самому совершенно не нравилось происходящее.
Две девочки разговаривали беспечно, как все голые девочки, привыкшие к своей наготе.
— Мы никогда раньше так не ссорились, — сказала одна извиняющимся тоном.
— Это потому, что мы никогда не вспоминали прошлое, — ответила вторая.
— Твое прошлое, — сказала первая, — к моему прошлому не имеет отношения.
Возникла тягостная пауза. Потом вторая произнесла:
— Не забудь оставить участок примерно с яблоко. А первая сказала:
— Ух, она холодная!.. Так, почти все готово… И вторая сказала:
— У меня… голова кружится… И первая сказала:
— Джипси?..
Потом я услышал звук падения мягкого тела на бетонный пол. Божественная Иветта распласталась по мне. Я чувствовал биение ее сердца, частое, точно взбесившийся метроном. Прижав подбородок к полу, я выглянул наружу и увидел золотой горизонт рук, ног и торса. Вторая золотая девочка склонилась над первой, потом издала крик, похожий на мяуканье Иветты, и упала рядом.
Над ними стояли Черные Ноги.
Я проклял себя за то, что не высунулся раньше, и попытался вылезти из-под дивана, чтобы увидеть всего убийцу целиком. |