Ходили слухи об обвалах к западу от нас, поэтому Мал пошел на север. Не самый прямой маршрут, но мы надеялись, что он хотя бы надежен.

Было приятно идти по туннелям, наконец-то чем-то заняться после стольких недель в заключении. Мое тело ослабло, но я все равно чувствовала себя сильнее, чем в прошлые месяцы, и шла без жалоб.

Я старалась не слишком задумываться о том, что будет, если контрабандистский пункт в Раевости не активен. Как найти принца, который не хотел, чтобы его нашли, и при этом не рассекретить себя? Если Николай жив, он может искать меня или же заключить союз с кем-нибудь еще. В конце концов, откуда ему знать, что я не умерла в битве при Малом дворце?

Чем дальше мы отходили от Белого собора и его странного алебастрового сияния, тем темнее становилось в туннелях. Вскоре дорогу освещали только прыгающие отсветы фонариков. Местами проходы были настолько узкими, что нам приходилось снимать рюкзаки и протискиваться между стенами. Затем, без всякого предупреждения, мы оказались в огромной пещере, настолько просторной, что в ней можно было бы пасти лошадей.

Мал был прав: когда столько людей путешествуют вместе, они шумны и нерасторопны. Мы невыносимо медленно двигались длинной колонной, с рассредоточенными вдоль линии Зоей, Надей и Адриком; в случае обвала шквальные смогут призвать воздух и обеспечить нас под землей необходимым для спасения временем.

Давид и Женя плелись позади, но, похоже, виноват в этом был Давид. В конце концов Толя не выдержал и снял громоздкий рюкзак с узких плеч Давида.

А затем застонал.

– Да что у тебя в нем?

– Три пары носков, запасные штаны и рубашка. Фляга. Кружка и оловянная тарелка. Цилиндрическая логарифмическая линейка, хронометр, банка елового сока, моя коллекция антикоррозийных веществ…

– Ты должен был взять только самое необходимое.

Давид решительно кивнул.

– Именно.

– Пожалуйста, только не говори, что взял с собой все журналы Морозова, – взмолилась я.

– Конечно, взял!

Я закатила глаза. Там было как минимум пятнадцать книг в кожаных переплетах.

– Может, из них выйдет хорошая растопка для костра.

– Она же шутит? – обеспокоенно спросил Давид. – Я не понимаю, когда она шутит, а когда нет.

Я шутила. По большей части. Я надеялась, что записи подскажут мне путь к жар-птице и, возможно, даже то, как усилители помогут уничтожить Каньон. Но они оказались тупиком, и, честно говоря, немного меня пугали. Багра предупреждала о безумии Морозова, но все же я ожидала обнаружить некую мудрость в его работах. Вместо этого я нашла там навязчивую идею, задокументированную неразборчивыми каракулями. Похоже, у гениев не бывает нормального почерка.

В ранних журналах описывались его эксперименты: вычеркнутая формула для жидкого огня, средство предотвращения органического разложения, опыты, которые привели к созданию стали гришей, метод восстановления кислорода в крови, нескончаемый год, который Морозов провел в поисках способа изобрести небьющееся стекло. Его навыки выходили за рамки обычного фабрикатора, и он прекрасно это знал. Одним из главных принципов теории гришей был «подобное притягивает подобное», но Морозов, похоже, верил, что, если мир разобрать на одинаковые маленькие кусочки, каждый гриш сможет ими манипулировать. «Разве мы не всё суть одно?» – требовательно вопрошал он, подчеркнув слова для значимости.