|
Мы не можем изменить американский образ жизни. Пытаться сделать это — значит, слишком много брать на себя, даже если бы такое вообще было возможно. Американцы, по всей видимости, приписывают смерти качества веселого приключения и, безусловно, имеют право на это. Пожалуй, тут наш недостаток, но мы не способны найти в смерти ничего, кроме довольно безвкусной скуки или, при некоторых обстоятельствах, явного облегчения. Тот же человек, который в Америке выстрелами прокладывает себе дорогу из беды, может легко оказаться тем человеком, который в нашей стране своими выстрелами проложит себе дорогу в беду. Сдается мне, точнее характер сего дела и не сформулировать. Поймите меня правильно: я критикую его поведение отнюдь не с позиций высокой морали. Профсоюзный лидер-шотландец в самом сердце сельского Хартфордшира — явление само по себе уже настолько невероятное, что, кто знает, возможно, он действительно заслуживал смерти, пусть даже от руки какого-то заезжего легавого. Так или иначе, мое беспокойство вызвано вопросами чисто технического характера, равно как и мои постоянные кошмары. Ведь на наши головы обрушилось дело, выносить суждение по которому не компетентны ни английские судьи, ни английские адвокаты, ни английские присяжные, ни английское общественное мнение. — Сэр Невилл сделал паузу. — Спросите меня, почему, миссис Шекспир.
— Почему, сэр Невилл? — Ибо никому из нас не понять, что такое быть американским легавым в американском городе. Попробуйте осмыслить с английской точки зрения мотивы, которые заставляют человека подобного сорта применять оружие, и вы не найдете никакого смысла. Английская кровь обладает намного более высокой точкой кипения, чем ее американский эквивалент. Да, нам предстоит одно из тех злосчастных дел, где судебная ошибка просто неизбежна. — Неизбежна, сэр? Но ведь такого никак не может быть в Англии. — Если бы я опустился до того, чтобы застрелить человека в американском городе Де Мойн, миссис Шекспир, я бы не хотел подвергнуться суду по американским стандартам или — что еще хуже — по американским стандартам, видоизмененным во имя проявления доброй воли в духе Дэвида Копперфилда и миссис Минивер. — Я понимаю, сэр, понимаю, — в суровом раздумье пробормотала миссис Шекспир. Большую часть того, что говорил ей сэр Невилл, она не понимала, именно поэтому ей он это и говорил. Возможность еще утром разогреть свой мыслительный механизм на глазах свидетеля, не способного ни на какие инициативы, которые могли бы затуманить обдумываемый вопрос, вызывала у него удивительное чувство освобождения от бремени. — А сейчас я приму ванну, миссис Шекспир. — Вы еще не доели яйцо, сэр Невилл. Сэр Невилл скрылся в ванной, никак не обосновав свой отказ доесть яйцо. Придя на работу, он принял своего помощника Билла Стокарда и высокого чина из Скотленд-Ярда — Пьютри, главного инспектора уголовной полиции. Они сидели, попивая чай. — И ведь он отнюдь не рядовой полицейский, — говорил Пьютри. — Он начальник полиции города с почти миллионным населением. — Я этого не знал. — Сэр Невилл задумчиво помешивал ложечкой чай. — О боже, да это же намного осложняет дело, не правда ли? — Почему же? — Видите ли, нам будет еще труднее судить его. Стокард еле заметно улыбнулся. Он хорошо понимал ход мыслей своего начальника. — О господи, да начни мы размышлять над тем, что судить легко, что трудно, а что вообще невозможно, мы бы уже давно все свихнулись, — заметил Пьютри, раскуривая трубку. — Вы только вспомните все эти обрядовые дела — ритуальные убийства и каннибализм в районе Ноттингхилл-гейт! А кровная месть в Беркемпстеде, когда сводились счеты вражды, начавшейся пятьсот лет назад в Северной Нигерии! Вы думаете, его светлость судья Бекуит и судья миссис Макквистон были способны принять в том случае справедливое решение, а? Что скажете? Нам тогда нужен был колдун в полном боевом облачении, который в порядке наказания отрезал бы виновнику полагающийся орган — и точка. |
