Можно было подолгу смотреть, чувствуя, как ликует очарованная душа, можно было поплевать на муравьев, потом подставить ладошку, и когда они окропят ее тончайшими струйками — вдыхать терпкий запах муравьиной кислоты. Или же, послюнив прутик, дать муравьям облепить его, а затем стряхнуть их и долго потом бродить по весеннему лесу, обсасывая прутик, втягивая в себя слегка пьянящий кислый сок. Андрею всегда чудилось, будто сок этот вовсе не от муравьев. Просто такого вкуса и запаха просыпающаяся земля.
Но как же неестественно и дико было видеть муравейник, заключенный в стеклянные стены и установленный в доме, в центре Москвы! Тысячи насекомых, повинуясь инстинкту, бесконечно двигались вверх и вниз по конусу и отчего-то вызывали омерзительное чувство. Они напоминали не муравьев, а некую единую живую плоть, странную по форме и бессмысленную по содержанию. Бессмысленность — вот что бросалось в глаза в этом движении и существовании.
Андрей подставил палец муравьям, пытающимся одолеть неприступную стенку, однако тут же получил укус. Он стряхнул насекомых обратно в аквариум и ощутил, как подступает тихое, злое отчаяние. Захотелось нарушить раз и навсегда установленную, благополучную жизнь этого муравейника. Он взял совок и разворошил стенку пирамиды. Что тут началось! Корка насекомых резко и одновременно сменила темп, муравьи устремились к разрушенному месту, началась свалка. А те, что оказались рядом с прораном, уже взялись за работу.
— Андрей Николаевич, пора к столу! — возвестил Шиловский, неожиданно появляясь за спиной. — Занятная штука муравьи, правда? Увлекательнейшая!
— Да-да, — несколько смущенный неожиданным появлением Шиловского, проронил Андрей.
— А вы, батенька, революционер! — засмеялся Шиловский. — Только, скажу вам, революции в муравейниках делаются вот так!
И он совком в три движения развалил весь конус. Легковесный мусор, перемешанный с муравьями, зашевелился как живой, резко запахло кислотой и столб пыли заклубился в лучах заходящего солнца.
— Теперь им работы на неделю, — удовлетворенно сказал Шиловский. — Иначе они быстро погибают. Если есть корм, значит, должна быть работа. А работа — это жизнь.
— Чем же вы их кормите? — спросил Андрей.
— Я придумал способ, — сообщил Шиловский. — Простой и надежный. Хотя, прямо скажем, не очень гуманный. Одной черепахи муравьям хватает на три месяца… Кстати, панцирь они буквально отшлифовывают! А мой товарищ с Арбата делает из них великолепные портсигары и женские браслеты.
— Вы шутите? — не поверил Андрей.
— Какие уж шутки, батенька! — развел руками Шиловский. — Нужда!..
Андрей заметил черепаху, ползущую через комнату, взял ее в руки, головка и лапки моментально втянулись в панцирь. Она была неуязвима и неприступна, возможно, поэтому смогла спастись в страшных катаклизмах и дожить до наших дней; она была неприхотлива к пище, выдерживала безводье и жару — можно сказать, совершенное существо, способное жить вечно. Но что это за жизнь, если всюду надо таскать за собой тяжелый панцирь, свою крепость? А здесь и она не поможет: муравей проникнет в любую щель…
— Недоразумение природы, — вздохнул Шиловский, заметив интерес Андрея к черепахе. — Исчезли прекрасные и сильные животные. Каков был, например, саблезубый тигр! А мамонт?.. Парадоксы, Андрей Николаевич. Почему природа не пощадила их, а вот эту, прямо скажем, неэстетическую тварь оставила?
— Наверное, в этом есть смысл, — отозвался Андрей. — Выживает тот, кто может приспособиться к среде…
— Нет никакого смысла! — убежденно сказал Шиловский. |