– И его седло. Только старое. Немного изношено, но прослужит тебе некоторое время.

Я глупо смотрела на него.

– Чего уставилась, девочка? – раздраженно сказал Том. – Великодушный. Он в конюшне, ждет тебя. Говорю, сходи пожелать ему спокойной ночи, а то он не уснет от волнения.

– Ты не можешь подарить мне Великодушного, – наконец произнесла я.

– Я и не дарю, – ответил Том. – Никаких тут подарков. Он просто есть не будет, если ты уедешь без него, я уверен. Он скучал по тебе эти прошедшие недели, ты так редко приходила, он волнуется. Так что бери его с собой. Большой сильный конь – пригодится.

– Но Том..., – я сказала беспомощно, гадая, почему никто больше не говорил ни слова. – Он же очень дорогостоящий конь, ты же не хочешь, чтоб одна из твоих Великих Лошадей тянула повозку, а это все, что он будет делать у нас. Он предназначен возить Короля.

– Не понравится ему возить Короля, – возразил Том. – Конь сделает то, что ты ему скажешь. Не думаю, что нужно говорить тебе хорошо с ним обращаться, так что прекрати болтать глупости и иди в конюшню. Он будет волноваться, если не придешь. Доброй ночи, мисс.

Том сказал это, кивнув нам троим. «Сэр», – Отцу и Жэрвейну. И он потопал вверх по лестнице.

Мы услышали как Руфь его выпустила; задняя дверь закрылась и наступила тишина.

– Ну что ж, сделаю, как он говорит, – пробормотала я, уставившись на пустую лестницу.

Отец засмеялся: его первый искрений смех, что мы слышали с тех пор, как пришли неприятности.

– Это уж слишком для нас, – сказал он. – Боже благослови их всех, нам лучше уехать из города, пока нам не пришлось брать с собой слишком много вещей.

– Что же это за конь, который не будет есть, если ты его оставишь? – спросил Жэрвейн.

Я покачала головой.

– Это ерунда – он просто подарил его мне. Не знаю зачем. Я раньше много времени вертелась у его конюшни.

– Лошади – это единственное, что может отвлечь ее от драгоценных греческих поэтов, – сказала Хоуп. – А Том говорил, что она одна из всех женщин, которых он знал, может превосходно держаться в седле.

Я оставила это без внимания.

– Одна из кобылок Тома умерла в родах и он сказал, что жеребенок может выжить, если тот, у кого есть время и терпение, будет кормить маленького из бутылочки. Я так и сделала. Назвала бедняжку Великодушным – ну, мне было всего одиннадцать. Это было четыре года назад. Том обычно продает их в возрасте четырех-пяти лет. Он позволил мне тренировать коня немного – не только основной курс приучения к седлу. Все его Великие Лошади проходят необычную дрессировку: как вести себя на параде, как стоять смирно. Ну, мне, наверное, пора.

– Она раньше читала ему свои переводы греческих авторов, – прошептала Грейс. – И он выжил.

– А у ее гувернантки от этого припадки случались, – сказала Хоуп. – Но я уверена, что конь знал греческий лучше, чем Мисс Стэнли.

Я сердито взглянула на сестру.

– Он здесь был недолго, потом я отвела его обратно к Тому в конюшню, когда коню исполнился год. Но навещала его почти каждый день, только… хм, в последнее время не могла.

Я начала подниматься по лестнице.

– Я скоро приду. Не ешьте все печенье, я все еще хочу выпить чая.

– Можно пойти с тобой и взглянуть на коня? – спросил Жэр.

– Конечно, – ответила я.

*****

Двенадцать дней спустя после торгов я ехала на Великодушном с Грейс позади меня в женском седле; мы покидали город, в котором прожили всю свою жизнь. Остальные ехали в длинной деревянной повозке за нами. Жэр управлял упряжкой, Хоуп сидела рядом, держа за руку Отца, который был позади, в повозке.