– Да брось ты, Вер, – махнул рукой Генка. – Обиделась, что ли?

– Для гимнастики. Здоровый образ жизни.

– Хорошенькое здоровье – на лестнице заплеванной, – протянула Галя. – То, что доктор прописал!

– Еще изнасилует кто, – не преминул добавить Генка. – Давай спорнем: мы лифта быстрее дождемся, чем ты пешком дойдешь. Галь, разними. – Он протянул руку, словно Вера только и мечтала, как бы заключить с ним идиотское пари.

Не обращая внимания на Генкину руку, Вера вышла из лифтового холла и пошла вниз по лестнице.

Глава 3

Хорошо, что погода стояла совсем необычная для ноября. Свет был тусклым, воздух теплым, и даже то, что он почти и не воздухом был, а туманом, почему-то лишь проясняло сердце и ум.

«Я иначе представляла себе жизнь», – снова подумала Вера.

Выйдя из здания, она не пошла к кафе, а свернула за угол и теперь вот бесцельно брела по чахлому скверику.

Эти слова – про жизнь, которую представляешь себе иначе, – она помнила с детства, с тех пор как в десять лет впервые прочитала «Три товарища» Ремарка. Потрясение от этой книги было тогда таким сильным, что она перечитала ее три раза подряд и запомнила чуть не наизусть. Эти слова произносил в книжке мелкий клерк Хассе – когда, совершенно уничтоженный вечным страхом потерять работу и попреками жены, приходил посидеть полчаса у соседа Роберта Локампа. «Я иначе представлял себе жизнь», – говорил Хассе. «Да ведь это со всеми так бывает», – отвечал Роберт Локамп.

Только теперь, в тридцать восемь лет, Вера поняла, что это значит. Она вдруг присоединилась к бесконечной череде «всех», которых настигло это страшное разочарование – обманувшая жизнь. Но почему, в самом деле, это осознание ледяной тоской легло ей на сердце именно сегодня, вот что было непонятно! В конце концов, она ведь и год назад работала в журнале «Индивидуальное предпринимательство», и на той же самой должности, и было ей тогда тридцать семь лет – с тридцатью восемью никакой разницы.

Вера села на скамейку, засыпанную опавшими листьями. Листья были бурыми и казались поэтому сухими, но на самом деле они были тяжелыми от тумана, как и все вокруг.

До сих пор все, что Вера осознавала в своей жизни, она всегда осознавала через события. С ней что-нибудь происходило – и сознание ее менялось, и она тут же меняла свою жизнь. Именно так это было четыре года назад.

А главное, у него установились хорошие, ровные отношения с Тимкой, а это совсем не само собой разумелось, потому что Верино замужество пришлось как раз на Тимкины подростковые годы. Он вообще необычный был мальчишка, ее сын, вполне могли возникнуть пробемы с отчимом. Но – не возникли. Правда, Дима не таскал Тимку в лыжные походы и не мастерил с ним по выходным скворечники. Но он и сам ни в какие походы не ходил и мастерить ничего не умел. Если дома ломался кран, Вера вызывала слесаря и не видела в этом ничего ужасного – на то и слесарь, чтобы кран чинить. Зато Дима не вмешивался в Тимкину жизнь и не пытался вылепить из мальчишки что-нибудь по собственному образу и подобию.

В общем, четыре с половиной года Вера прожила с ним хорошо и спокойно.

И вдруг что-то переменилось. То есть переменилось не вдруг, а так постепенно, что Вера не сразу и осознала эту перемену.

Дима стал ходить к своему бывшему однокласснику Жорке Смирницкому. Жорку этого он видел после школы раз или два, да и то мельком. А тут вдруг пересекся с ним по служебным делам – Дима работал логистом в таможенном комитете – и сходил вместе попить пивка в пятницу вечером, а в следующее воскресенье сходил в гости – Жорка собрал одноклассников на мальчишник, а потом заглянул после работы среди недели… Через три месяца Вера с удивлением обнаружила, что ее муж почти не бывает дома вечерами, а в выходные она видит его только утром и поздно вечером – остальную часть дня он проводит у Жорки.