Для операции вскрытия чайник не подходил — он был электрическим и выключался сразу же, как только закипал. Поэтому Женя зажгла газ и поставила на него воду в маленькой кастрюльке Как только заветные белые клубы пара начали витать над посудиной, она услышала зловещий стук шлепанцев, который неумолимо приближался. Едва успев спрятать конверт за спину. Женя оказалась лицом к лицу с экономкой. Игривая пижама висела на Ирме Гавриловне вялыми складками и делала ее похожей на прихворнувшую бабочку. Лицо было вымазано ядовито-зеленым кремом из морских водорослей, от него отвратительно несло мокрыми кошками.

— Что вы здесь делаете, Евгения? — обличающим тоном спросила экономка, не потрудившись понизить голос. Слова прокатились по кухне как грохочущие металлические шары, напугав струхнувшую Женю еще сильнее.

— Я… — промямлила она, — я.., проголодалась.

— И что? — ледяным тоном переспросила Гестаповка. — По этому поводу весь дом должен стоять на ушах?

— Я проголодалась так сильно, что не смогла заснуть, — жалобно проговорила Женя.

— А что у вас в руках? Что вы там прячете?

— Это… Это не ваше дело, Ирма Гавриловна. Отважившись на подобную отповедь, Женя тут же почувствовала, что ее сердце скачет, словно наездник, оседлавший норовистого бычка.

— Зачем вам кастрюля в такое время? — продолжала допрос Гестаповка.

— Кастрюля мне нужна для приготовления пищи, — тихо сказала Женя. — Для чего же еще?

— Мало ли, — фыркнула Пыгова. — Может быть, вы намеревались кипятить в ней шприц, чтобы ввести в свою вену дозу героина. Немедленно покажите, что там у вас за спиной!

Однако Женя при всей своей трусости не собиралась выполнять это требование. Кипящая кастрюлька и конверт в руках мгновенно выдали бы ее истинные намерения. Поэтому она отступила к холодильнику.

Ирма Гавриловна поджала и без того тонкие губы и, подрагивая кружевами, двинулась на Женю. Почувствовав, что ее вот-вот схватят, та прибегла к последнему средству спасения, которое всегда использовала в интернате в критических ситуациях, она крепко зажмурилась и, хорошенько вдохнув, завизжала изо всех сил.

Запаса воздуха в легких хватило минуты на полторы. Женя издавала уже последний писк, когда с порога раздался громовой голос дяди:

— Что, черт возьми, тут происходит? Дядя был в халате и замшевых тапочках, с растрепанной шевелюрой и гневным лицом.

— Кто кричал? — спросил он.

— Это Ирма Гавриловна, — не моргнув глазом соврала Женя, часто дыша.

— Ирма? — Дядя посмотрел на экономку и, разглядев, в каком она виде, вздрогнул.

Гестаповка открывала и закрывала рот, словно издыхающая на воздухе килька. Кажется, она была потрясена не меньше Ярославского. Поняв, что ничего путного от нее сейчас не добиться, дядя снова повернулся к Жене.

— Что с ней случилось? — спросил он.

— Она кричала от возмущения, — скорбно сказала та. — Понимаешь ли, дядя Георгий, я сегодня здорово понервничала и почти не ужинала. А ночью почувствовала, что мой организм просит пищи.