— И ты засунул его в холодильник? Грамотный подход, свидетельствует о богатом опыте. — Джонс вроде как шутит, только голос серьезный.

— Часто смотрю телевизор. — Я неопределенно взмахиваю рукой. — В жизни труп оказался очень уж тяжелым.

— А потом? Вернулся в школу как ни в чем не бывало?

— Ну да. То есть я, конечно, вернулся в школу так, как будто только что убил одного громилу и запихал его в морозильник. Но на мне это не было написано большими буквами.

— Выдержки тебе не занимать? — кривится Хант.

— Я умело скрываю богатый внутренний мир за суровой внешностью.

Агент Хант, по-моему, так и мечтает заехать мне кулаком прямо в суровую внешность. У Джонса звонит телефон, он берет трубку и выходит из комнаты. Хант тоже, бросив напоследок странный тревожный взгляд — будто вдруг засомневался: а не говорю ли я правду.

Возвращаюсь к домашней работе. В желудке урчит. На часах почти семь.

Через двадцать минут агенты возвращаются.

— Ладно, пацан, — вздыхает Хант. — Мы нашли труп в морозильнике, все как ты сказал. А где его одежда?

— Да, одежда, — в голове полная пустота, знал же, что что-то да забыл; пожимаю плечами. — Я ее в реку выкинул. Думал, найдут и решат, что он утонул. Но никто ничего, наверное, не нашел.

Хант пристально вглядывается в мое лицо и кивает.

— Еще мы съездили к Бетенни Томас и нашли у нее два пистолета. Хотя нужно еще дождаться результатов баллистической экспертизы. Теперь продемонстрируй-ка нам свою магию.

— Ладно, давайте устроим шоу.

Встаю, медленно стягиваю перчатки и кладу ладони на гладкую прохладную столешницу.

Одиннадцать часов ночи. Звоню Баррону из машины.

— Я принял решение.

— У тебя не было особого выбора, — довольно отвечает он.

Голос такой покровительственный, взрослый — как будто долго поучал глупенького младшего братишку, объяснял, что не надо перебегать улицу, а тот все равно не послушал и плачет теперь, стоя посреди оживленного шоссе. Совершенно спокоен, никаких эмоций. Интересно, он действительно готов забыть мое предательство? Неужели Баррон так погряз в магии и преступлениях, что считает шантаж и промывку мозгов естественной частью семейных отношений?

— Да. Выбора не было.

— Ладно. — Брат почти смеется. — Я им сообщу.

— Я не согласен. Вот мое решение. Не буду работать на Бреннанов. Не буду убивать.

— Тогда я, знаешь ли, могу пойти к федералам. Кассель, не глупи.

— Иди. Давай. Они узнают, кто я такой. И ты потеряешь надо мной власть. Я тебе больше не буду принадлежать.

Сейчас-то легко блефовать, когда в ФБР все знают.

Повисает долгая пауза.

— Подожди, давай встретимся и поговорим.

— Хорошо. Постараюсь смыться из Уоллингфорда. Заберешь меня?

— Не знаю, — мнется брат.

— Возле школы есть магазин. Либо забирай меня, либо никакого разговора не будет.

— Приеду через пятнадцать минут.

Устало смотрю в окно машины. В груди что-то сдавило, так обычно ноги сводит после длинного забега. Резкая острая боль, от такой просыпаешься посреди ночи.

Лекарство одно — терпеть и ждать, пока пройдет.

Не стоит Баррону показывать новый «Мерседес», подарок Захарова, — он насторожится. Так что прихожу на встречу пешком. Покупаю кофе. Владелец магазина, мистер Гадзонас, смотрит с укором.