Но хитрый Кошмаров, как выяснилось, и не собирался изливать мне свою душу. Молча выдвинул верхний ящик стола, молча достал из него чистый лист бумаги и пододвинул ко мне вместе с ручкой.

— Вы хотите, чтобы я все изложила в письменном виде? — обреченно вздохнула я.

— Разумеется, — лаконично ответствовал он и принялся увлеченно накручивать диск стоящего перед ним телефона. Уж не знаю, кому он названивал, но тот либо не отвечал, либо сам в этот момент с кем-то трепался.

Я хотела было спросить следователя Кошмарова, как лучше озаглавить опус, который он предложил мне написать, но его неприступный вид меня отпугнул. Почесав ручкой за ухом, я вывела посреди листа «Заявление», после чего бесстрастным телеграфным стилем изложила историю обнаружения под дверью собственной квартиры коробки номер один, той, что с красным бикини. И уже приступила к изложению истории номер два — про черные чулки, когда в кабинет следователя Кошмарова влетела Жанка, запыхавшаяся и растрепанная.

— Привет! — бросила она мне на ходу, чуть не захлебываясь от избытка эмоций, сообщила, что «Краснопольский в курсе», и всей своей массой надвинулась на следователя Кошмарова. Тот невольно отшатнулся. — Видите, что творится? — Жанка ткнула пальцем в барахло маньяка, разложенное на столе. — Вы должны ее защитить! — Тем же самым пальцем она больно пихнула меня в левый бок.

Жанкино явление произвело на Кошмарова крайне неприятное впечатление. Он поморщился, бросил на меня злющий взгляд и отступил к стене, выставив вперед правую руку, не иначе атаку отражать изготовился.

— Гр-ражданка Хвостова, я вас попрошу! — предупредил он, заметно меняясь в лице. — Только без ваших штучек!

Я покосилась на Жанку с некоторым уважением — надо же, как она его, — а вот упоминание загадочных Жанкиных штучек меня несколько озадачило. Что это, интересно, она такое выкинула, а главное, когда?

— Хорошо, хорошо, — послушно закивала Жанка и приблизилась к взъерошенному следователю Кошмарову еще на полкорпуса.

— Ни шагу дальше! — неожиданно выкрикнул он фальцетом, бешено вращая глазами. Того и гляди в окошко выпрыгнет.

Минуты две я наблюдала эту дикую сцену с ошарашенным видом, а потом вскочила и коршуном бросилась на Жанку. Жанка дернулась и обмякла.

А Кошмаров, устыдившись своей слабины, с опаской вернулся к столу и вытер носовым платком вспотевшее лицо:

— Ну знаете ли, давайте все-таки без спецэффектов сегодня, хорошо?

И эта почти слезная просьба предназначалась все той же Жанке.

— Не бойтесь, я ее держу, — заверила я следователя, хотя по-прежнему не очень хорошо понимала, от чего его так трясет.

— А я и не боюсь. — Он нервно дернул плечом. — Просто терпеть не могу любительских спектаклей.

То штучки, то спецэффекты, то спектакли — ничего не ясно, кроме одного: на Жанку у Кошмарова аллергия, если не идиосинкразия.

— Вы все написали? — строго взглянул на меня Кошмаров.

— Почти. Только про чулки осталось, — чистосердечно призналась я.

— Вот и дописывайте поскорее, — поторопил он меня, бросая в Жанкину сторону тревожные взоры.

Я снова заскрипела ручкой, а Жанка, склонившись надо мной, стала громко суфлировать:

— …Напиши, напиши, что Порфирий, то есть гражданин Порфирьев, этого сделать не мог, потому что у него имеется неопровержимое алиби…

— Гражданка Хвостова! — взвизгнул Кошмаров.