А тут вот – изодранный государев портрет в думском зале… А тут ещё – эти арестованные министры, как будто Председатель Думы их посадил. Как ни дрянны эти министры – но не сажать было под замок… Но Председатель не имел власти их освободить… И потом эти его речи перед войсками: как ни патриотичны, а при Государе бы их вслух не повторить…
Но и Государь! – почему он молчал? Почему он так надменно не отвечал на телеграммы?
А теперь ехал сам, – на расправу?
Это его движение было смутно, тревожно, опасно. Зачем он ехал? Как будто: ворваться в Петроград, стукнуть здесь ногой, крикнуть на ослушников?… Непохоже на него, но потому и страшно, что непохоже.
Расторопный Бубликов докладывал о движении царских поездов – и спрашивал, что делать?
А что можно было придумать?
Государь приближался – и нарастала неизбежность встречи и отчёта.
Но настолько ли в виновном положении был перед ним Родзянко?!
В корзине из дому принесли Михаилу Владимировичу тёплый обед. У себя в кабинете он уже не мог спокойно пообедать, пошёл в укромную комнатушку, прикрыл измученную грудь салфеткой, как будто стало поспокойней. Чего в голодном виде он не мог сообразить – теперь в насыщенном понимал лучше, еда прямо шла на питание головы.
Ведь он именно хотел правильной конституции, и ничего больше! Он был сейчас – самый миролюбивый человек в Петрограде, а может быть и во всей России. Зачем ещё какие-то военные действия? Зачем они послали на Петроград восемь полков? Против кого?
А услужливый Беляев сообщил по телефону и перечень полков: 67-й Тарутинский, 68-й Бородинский, 15-й уланский Татарский, 3-й Уральский казачий, 2-й лейб-гусарский Павлоградский, 2-й Донской казачий, 34-й Севский пехотный; 36-й Орловский пехотный. А ещё возможен Преображенский и два гвардейских стрелковых… Да уже и не восемь? И передовой полк уже может прибыть в Петроград на рассвете 1 марта.
Да что ж они? Что ж они делают?!
Только и надо было теперь Государю: признать кабинет Родзянки, и всем примириться – и дружно работать для победы над злейшей Германией. А Государь?…
И – надумал Родзянко! и понял, как ему действовать против этих полков.
И – не мог не действовать, ибо надо было устоять и против милюковского подкопа и приезда Львова.
Да всё та же мысль, а каждый раз приходит как свежая, самая надёжная поддержка для Председателя, никому другому не доступная, – это поддержка Главнокомандующих. Его особенное значение укреплялось такими, как вчера, ответами от Брусилова и Рузского. Сегодня он уже разослал всем Главнокомандующим телеграммы о создании Временного Комитета, который выведет столицу в нормальные условия, Армия же и Флот пусть продолжают защиту родины.
Но тот предмет, о котором Родзянко думал связаться теперь, – даже не подходил для телеграммы, а должен был носить более конфиденциальный характер. И связаться даже именно только с Алексеевым. И именно сейчас удобно, когда Государь уехал из Ставки.
Алексеев может стать и наилучшим посредником между Родзянко и Государем. От Алексеева и от самого зависит много: ведь это он посылает войска.
Вот что нужно сделать: сегодня поздно вечером, никому не объявляя, ни даже своему Комитету, устроить себе прямой телеграфный разговор с Алексеевым. Для этого, когда схлынут многие лишние глаза, поехать в здание Главного Штаба.
Конечно, Алексеев умственно ограничен, у него нет широты даже военного кругозора, а государственного и не спрашивай. Но должен же он понять, если объяснить ему самые необходимые вещи. Что тут, в столице, может подняться гидра революции и всё смести. И только Думский Комитет, и только сам Родзянко является истинным против неё оплотом – и должны быть поддержаны всячески. Что Думский Комитет – это и есть многожеланное общественное правительство, оно уже вот создано. |