А раньше нам надо обсудить некоторую перестройку работы самого Совета. Исполнительный Комитет пришёл к выводу: в таком виде, как мы существуем, мы больше существовать не можем. Теперь в Совете две тысячи солдат и восемьсот рабочих, – это слишком много, на общих собраниях решение вопросов может быть непродуманное. Простое голое поднятие рук – это не решение. Как теперь изменить положение вещей? Это называется – реорганизация. В теперешнем составе Совета много наслоений, ибо он сложился стихийно. Наш Совет рос на случайных основаниях. И пришлось разбиться на отдельные солдатские и рабочие собрания, у солдат своя Исполнительная комиссия, тоже 107 человек. Так работать нельзя, это слишком громоздко.
Солдатская аудитория – много бород, здесь – ни одной, самое большее – усы у третьего, а то бриты. Сквозь солдатские дремучие бороды нескоро проникает речь оратора. А тут, с рабочими, поостерегись, их всё же (сами же) годами приучали к сходкам и речам. И лица у них – размысливые, честно серьёзные, и пришли они – понимать, и торжественный парламентский зал приосеняет им важности. Тут – поосторожней, через каждую фразу – и успокаивать. (А начали с рабочих, потому что перестройка ущемит солдат побольше.)
– Но, надо сказать, хотя состав Совета и случайный – он сохраняет полное единство. Нам нельзя ломать эту махину. Нельзя сказать – распускаем и созываем новый. Мы всё-таки связаны друг с другом, рабочие с солдатами, и через Исполнительный Комитет. Мы росли стихийно – но рвать эту связь нельзя. Этот аппарат нельзя уничтожать. Наша задача – связать эту махину, чтоб она представляла сильное гармоническое целое. Хотя мы считаем, что три тысячи человек работать трудно, всё же вопрос слабо освещён. Но Совет распустить нельзя. Он должен сохраниться, только его роль должна быть точно определена.
Пока сходило ничего. Но слушали – не безразлично, кажется, начиная подозревать и подвох.
– И вот я доложу проект сегодня на вашей секции, завтра на солдатской. Впредь Совет должен намечать общую линию. А разрабатывать эту линию при таком большом количестве членов нельзя. Кроме того, есть случаи торжественные, например, обращение к полякам, когда нужен весь Совет. Разработка же и принятие решений и постановлений должна лежать на рабочем органе. И мы предлагаем такой создать: Малый Совет Рабочих и Солдатских депутатов, не больше пятисот человек. Теперь момент спокойный, не как 27 февраля, и выборы могут быть произведены закономерно. Выбирать депутата не на полтысячи, а на две тысячи человек. И солдат – не от каждой роты, а от батальона, полка. А ещё в Совете отдельно должны быть представлены партии. И профсоюзы. Мы ценим организации. Возьмём депутатов и из ремесленного пролетариата. А из торгового пролетариата – только нижние слои, они стоят на страже демократии. А верхняя часть настроена буржуазно. Итак, старый Совет не уничтожается! – который раз оговорился он, хотя ж никто ещё этого ему не кинул, но промахнулся языком, назвал Совет не Большим, а сразу старым, – его задача – разработка общей линии и вотирование торжественных актов.
Теперь зашевелились. Только радости и поддержки в движении не было.
– А Исполнительный Комитет??! – крикнули, даже из разных мест.
Этого Богданов и ждал, самое больное место, осторожно его обойти – не допустить и мысли переизбирать Исполнительный Комитет.
– Исполнительный Комитет, товарищи, избран ещё 27 февраля…
– Временно! – крикнули.
Помнили…
– Сперва решили, что он будет состоять из девяти рабочих, девяти солдат. А потом ещё присоединялись партийные депутаты. Да, он сложился несколько стихийно. В нём сейчас 37 человек, из них далеко не все бывают на собраниях. И мы предполагаем доизбирать туда рабочих и солдат. |