1. Отечество в опасности, и каждый должен отвратить её по крайнему разумению и силе, не взирая на все тяготы. Никаких просьб об отставке лиц высшего командного состава, возбуждаемых из желания уклониться от ответственности в эти минуты, — (уязвить и их, и Гучкова), — я поэтому не допущу.

2. Самовольно покинувшие ряды армии и флотских команд, дезертиры, — (швырнуть это слово! а то всё не решаются), — должны вернуться в установленный срок 15 мая.

3. Нарушившие этот приказ будут подвергнуты наказаниям по всей строгости закона.

Да! Это сложился содрогающий язык! Его и жаждет страна, Керенский знает. (Только царапает: а если к 15 мая не вернутся — тогда что? какая строгость закона? ведь её нет...)

Это — сразу написалось вчера, когда он ещё не вступил в полноту власти, но вот уже распоряжался в министерстве и вышвырнул гучковских помощников Новицкого и Филатьева.

Первые шаги! В них сразу виден будущий вождь и новый армейский порядок. Поставил правительству условие: имеет право производить рядовых в офицеры, не считаясь ни с какими формальностями. (И — как можно больше производить.) Первые назначения: полковники Якубович и Туманов из Генштаба (симпатичные, понимающие, расторопные) — помощниками военного министра. А третий был с ними Половцов — его сделаем командующим Петроградским округом. А в помощники Половцову (придать партийное направление) — старого эсера Кузьмина, вожака Красноярской республики Пятого года, потом каторжанина.

Рано утром опубликовано новое правительство — с утра ринулся в довмин. Масса лиц, чинов министерства, генералитет, делегации от воинских частей, все поздравляют. И сразу назначил: нового начальника Управления Генерального штаба! нового начальника Главного штаба (и вообще прочистка штабов), — отныне всё меняется радикально! Мало того, ещё новинка: для скорейшего проведения в жизнь предуказаний министра создаётся „кабинет при военном министре”, его начальник — полковник Барановский (шурин). Отныне все личные инициативы министра передаются в подлежащие главные управления — через начальника кабинета. Это будет мозг министерства (и одновременно — высвобождение мозга министра).

Итак — всё завертелось. Теперь можно принять и представителей печати. Обвёл их счастливым взором (они не спускали с него восторженных):

— Сейчас время — дела, а не слов. Не стану отговариваться, что я ещё не познакомился с министерством. Программу я имею, надеюсь её выполнить, но не сейчас её объявлять, а когда выступят осязаемые результаты — тогда общество поймёт, для чего я пришёл в военное и морское министерство. Я ещё не был на фронте, но уверен, что, вернувшись оттуда, не буду разделять пессимистического взгляда командующих фронтами. Военный механизм должен действовать с точностью часов — вот моя задача. Безответственные влияния на армию не могут пустить глубоких корней — (это была его главная надежда!) — силу этих влияний преувеличивают. Я уверен, что вся страна придёт на помощь!

Отпустил корреспондентов — подносят проект наивного и сердечного воззвания, составленного фронтовыми делегатами (но грамотное перо уже подработало). А что? это тоже может пойти как Второй приказ министра:

„... Солдаты тыла! пополняйте наши редеющие ряды!.. Крестьяне, отцы и братья! дайте нам хлеба, а нашим лошадям овса и сена! Товарищи интеллигенты! несите свет знания в наши мрачные окопы!.