|
Великая битва закончилась поражением; бледнолицым нельзя верить – ни французам, ни американцам, поэтому великий план Такумсе был изначально обречен на провал. И все же краснокожие запомнили, что по крайней мере один раз они объединились под началом одного великого вождя, стали единым народом, мечтая о будущей победе. Имя Такумсе часто звучало в песнях, пока семьи краснокожих двигались на запад, переправляясь на другой берег Миззипи, чтобы присоединиться к Пророку. Имя Такумсе звучало в рассказах у сложенных из кирпича печей, среди краснокожих, которые носили одежду и работали как бледнолицые, но которые еще помнили, что когда‑то они жили иначе и самым великим из краснокожих был человек по имени Такумсе, который погиб, пытаясь спасти лесную страну и древний, обреченный на забвение способ жизни.
Такумсе запомнили не только краснокожие. Даже американские солдаты, стреляющие по его затянутой дымом фигуре, восхищались мужеством вождя. Он был мифическим героем, явившимся из древних времен. В душе все американцы были фермерами и лавочниками, тогда как Такумсе прожил жизнь, как Ахиллес и Одиссей, как Цезарь и Ганнибал, Давид[25] и Макавеи[26]. – Он бессмертен, – бормотали солдаты, видящие, как в его тело входят пули, а он все стоит. Когда же он наконец упал, его тело долго искали, но так и не нашли. – Шони утащили его с собой, – заявил Гикори, подводя итог. Он даже не позволил солдатам поискать труп Мальчика‑Ренегата, посчитав, что этот предатель наверняка струсил, как и французы, и давным‑давно сбежал. «Пусть его», – сказал Гикори, и никто не посмел спорить с ним. Он ведь одержал славную победу. Ведь именно он сломал хребет краснокожему сопротивлению, сломал раз и навсегда. Это все сделал Гикори, Энди Джексон, – его даже хотели сделать королем, но потом, после долгих споров, сошлись на президенте. Однако Такумсе не забыли, и по стране продолжали распространяться слухи, что он еще жив, что его страшные раны отчасти излечились и что он теперь только ждет подходящего момента, чтобы вновь возглавить вторжение краснокожих, которые хлынут из‑за Миззипи, из южных болот или из какой‑то таинственной маленькой долинки посреди Аппалачей. На протяжении всего сражения Элвин поддерживал в Такумсе жизнь. Каждый раз, когда новая пуля разрывала плоть вождя, Элвин тут же залечивал разорванные артерии, не давая Такумсе истечь кровью. У него не оставалось времени, чтобы справиться с болью, но Такумсе, казалось, не замечал страшных ран. Элвин заполз в небольшую пещерку среди корней, образовавшуюся, когда одно дерево упало рядом с другим, съежился там и, закрыв глаза, принялся наблюдать за Такумсе своим внутренним зрением, проникнув в его тело. Элвин не видел того великого, могучего человека, чей образ запечатлелся в легендах. Элвин не замечал, как пули свистят в нависшей над ним листве и осыпают его мелкими щепками, вонзаясь в деревья. Он практически не ощутил укол острого жала, когда одна из пуль попала ему в руку, – он был слишком занят тем, чтобы удержать Такумсе на ногах. Но кое‑что Элвин все‑таки заметил. Где‑то рядом, на границе зрения, прозрачной тенью маячил Рассоздатель, протягивая свои дрожащие щупальца сквозь лес. Такумсе Элвин излечить мог. Но кто излечит зелень леса? Кто излечит оторванные друг от друга племена, расставшихся друг с другом краснокожих? Все, что создал Такумсе, распалось на части в течение какого‑то часа, а Элвин только и мог, что поддерживать жизнь в одном‑единственном человеке. Да, этот человек был велик, он изменил мир, он построил нечто величественное, пусть даже это нечто в конце концов привело к еще большим страданиям. Такумсе был строителем, но, поддерживая в его теле жизнь, Элвин понимал, что дни, когда Такумсе занимался созиданием, остались позади. Скорее всего Разрушитель не отнимет жизнь друга Элвина. |
