Да, вероятно, и со стороны Дзержинского это была только уловка, дабы публично скомпрометировать врага, как позднее был скомпрометирован заманенный из заграницы через провокаторов и схваченный Борис Савинков.

Все уговоры Черепанова Дзержинскому пришлось бросить и перейти к преддверию казни — «допросу».

На официальный вопрос Дзержинского, признает ли Черепанов себя виновным во взрыве в Леонттьевском переулке этот самый отчаянный лидер левых социалистов-революционеров, боровшийся за демократические советы Черепанов показал:

«— Да, я совместно с Казимиром Ковалевичем организовал Всероссийский Штаб Революционных Партизан, который своей целью поставил ряд террористических актов. Эта организация провела взрыв в Леонтьевском. Подготовка взрыва, выработка плана и руководство до самого последнего момента были возложены на меня. В самом же метании бомбы по постановлению штаба я участия не принимал. Не будь этого постановления я бы охотно принял на себя и метание бомбы. До того как остановиться на террористическом акте этот вопрос дебатировался у нас в штабе. Предлагалось бросить бомбу в Чрезвычайную Комиссию, во это предложение было отклонено, потому что Чрезвычайка, и вы, гражданин Дзержинский, являетесь орудием партии и, следовательно, во всей политике ответственна партия. Мы и метали бомбу в собрание ответственных работников коммунистической партии, тем более, что на этом собрании предполагалось присутствие гражданина Ленина. Этот акт, по нашему мнению, должен был революционизировать массы и указать путь, по которому должны итти настоящие революционеры: — путь террора и ударов по головке насильников».

«— Известно ли вам, что при взрыве пострадало много незначительных работников партии?» — спросил Дзержинский.

«— Так что ж из этого? Ваша Чека в этом отношении не лучше», — отвечал Черепанов.

И на последний вопрос Дзержинского, не сожалеет ли о своем поступке Черепанов, он, революционер, выступивший против «власти рабочих и крестьян» с бомбой в руках, Черепанов ответил:

«— Сожалею только об одном, что при аресте меня схватили сзади и я не успел пристрелить ваших агентов. То, что сейчас вами творится, — это сплошная робеспьериада!»

На этом Дзержинский окончил допрос Черепанова. Для Дзержинского все было ясно. И он «сделал знак». Но Черепанова вовсе не расстреляли в подвале китайцы и латыши. Дзержинский пощадил его, Черепанова удушили в камере, набросившиеся на него чекисты. А «заодно» уж удушили в другой камере и любимую Черепановым женщину Тамару Гаспарьян.

На стене в одиночке Черепанова осталась только сделанная им надпись: «Схвачен на улице 18 февраля 1920 года сзади за руки ленинскими агентами».

Больше до конца жизни Дзержинского громкого террористического акта против диктатуры коммунистической партии не было. Страна захлебнулась в крови и лежала без пульса. В ответ на его террор раздавалось теперь только «яблочко», выкатившееся с ночной улицы московского дна:

16. Смерть Дзержинского

Время шло. Фронтов гражданской войны не существовало. Из Красной Москвы в хорошо сшитых фраках поехали в Европу советские дипломаты, и с авансцены Кремля Ленин решил куда-то вглубь кулис убрать «ужас буржуазии» Дзержинского.

Дзержинского спрятали.

В 1921 году уйдя с поста председателя ВЧК, он стал народным комиссаром путей сообщения. Дабы смыть с этой фигуры кровь, многие коммунисты стали развивать довольно бездарную легенду о «золотом сердце» Дзержинского.