– Вам надо меньше пить, друг мой, – заметил сэр Редьярд. – Вы слишком впечатлительны.

Автомобиль с шофером ждал у входа.

– Как ты можешь читать эту лекцию, Артур, – спросила Джин, – сейчас, когда Кингсли…

– Мой сын бы меня понял. – Доктор Дойл взял ее под руку. – Ведь столько людей будут оплакивать сейчас своих погибших. Я призван утешить их. Он бы понял.

Они прошли мимо с поклоном отворившего им дверь швейцара.

– Благослови вас Бог, доктор, – сказал швейцар им вслед.

Они медленно катили по Лондону, ветер развевал волосы Джин, такие светлые, что седина казалась почти незаметной.

– Я не хотел тебе говорить, – Дойл обнял ее за плечи, – но теперь, наверное, можно. Я нашел очень сильного медиума. Очень сильного, почти как Лили. И вчера… Я сказал тебе, что иду в клуб, но я был на сеансе. И мы говорили… Малькольм был там. Он сказал… сказал… помнишь, ты провожала меня в Америку? Мы тогда таились от всех. И вы с Малькольмом спустились в каюту, а я был на палубе с Кингсли и бедняжкой Туи, и ты… поставила цветы на столик, и поцеловала подушку с двух сторон, чтобы я спал среди твоих поцелуев. Это правда, дорогая?

– Да, – прошептала Джин. В ее глазах стояли слезы. – Да…

Над головой торжественно сияло небо. Толпы народа стояли вдоль обочины, приветствуя его, доктора Дойла, человека, принесшего Благую Весть, зримые и незримые, и все были здесь – и Малькольм, и Дик, и Иннес, и Кингсли, и Лили Лодер-Саймонс улыбалась мягкой улыбкой, прижимая к вискам тонкие руки…

– Если бы они знали, – доктор Дойл окинул взглядом толпу, – если бы они только знали!

Наверное, их этому специально учат, такой особой утомленности во взгляде. Им с нами скучно, они про нас все знают. Неужели и правда знают?

Фамилия его была Иванов – они все Ивановы, такая порода. А если не Ивановы, то Петровы.

– Караванов Альберт Викторович, – скучно сказал он, глядя в какие-то бумажки.

Я молча кивнул. В горле пересохло.

– Студент калининского пединститута. Исторический факультет.

– Ага.

– На данный момент в академотпуске.

– Ага.

– Посещали семинар профессора Литвинова.

Я думаю, Литвинов виноват. Он же знал, что могут быть неприятности. И не только у него. Говорят, он просто хотел подгадить ректору, которого терпеть не мог. Вот и подгадил.

– К нам приехали месяц назад. Проживаете у тетки по матери, Валентины Перепеличко. Временно прописаны.

– Ну, да…

Зачем это ему? Неужели знает?

– Почему не встали на учет?

– В военкомат? Я не… у меня справка.

– В районный диспансер.

– Я… встану.

Я так и думал! Значит, когда я говорил родителям, что за мной следят, что в очереди, в автобусе, на перекрестке мне попадаются одни и те же лица, что встреченные скашивают глаза, увидев меня, и поспешно отворачиваются…

«Типичный бред преследования», – сказал румяный доброжелательный врач, бывший одноклассник дяди Миши, приглашенный как бы попить чаю. И тут же увел с собой.

– Временно работаете библиотекарем…

– Да.