Стражники позади откровенно дремали, да возница тоже поклевывал носом, уснул в углу клетки и Жоакин. Похоже, никто из них не замечал никакой странности в происходящем, словно все так и должно было быть: запряженная лошадьми повозка, пыльный проселок, убогие деревеньки и… и никакой цивилизации!

Какое-то горестно-щемящее чувство охватило вдруг Громова, ощущение чего-то невероятного и непоправимого сдавило грудь, молодой человек подумал даже… О нет! Быть такого не может… потому что не может быть никогда. Ну а с другой стороны — чем тогда объяснить все эти странности?

Андрей обхватил голову руками, словно стараясь выдавить все дурацкие мысли. Ладно! Барселона! Там видно будет, там-то все и разрешится, и, может, через несколько дней он и Влада уже будут потягивать вино в летящем на родину лайнере!

Барселона… Гужевым-то образом добираться — дня четыре, самое меньшее — три. Придется терпеть, делать нечего — надо сказать, конвой к своим обязанностям относился весьма добросовестно — кто б мог подумать, глядя на этих ряженых пижонов! Время от времени делая остановки и выводя узников «на моцион», стражи всегда привязывали конвоируемых за ногу, вообще, стреноживали, словно коней, какими-то хитрыми узлами, а за Жоакином приглядывали куда как внимательнее, нежели за Громовым, словно бы парнишка и впрямь был перепелкой и мог в любой момент улететь. Все правильно — он же местный, все тропки знает, сбежит — попробуй поймай.

На ночь остановились в какой-то деревухе, такое впечатление — что на постоялом дворе — на мотель сии грязноватые, крытые соломой хижины явно не тянули, даже до беззвездочного хостела не дотягивали. Старина, блин… И тут — старина. Перекусив черствой лепешкою с сыром и запив все это тепловатой водицей, узники улеглись спать все там же — в клетке, на брошенной стражниками соломе — спасибо и на том. Сильно пахло навозом, и рядом, надо полагать — в хлеву, всю ночь мычали коровы, так, что Громов и вовсе не сомкнул глаз, его уж потом, на пути, сморило — дорожка пошла в гору, стало куда меньше пыли да еще с моря дул прохладный, освежающий ветерок.

— Андрей! А я везде тебя ищу!

— Влада!

Молодой человек обернулся — он стоял на платформе, напротив поезда компании железных дорог Каталонии, из распахнутых дверей вагона ему махала рукой Влада — все в тех же белых шортах и рубашке в клетку, завязанной на животе узлом.

Бросив тяжелый чемодан (и откуда он у него в руке взялся), Громов немедленно подбежал, обнял девушку:

— Ты доплыла!

— Ну да. И ты — я вижу.

— Господи, Влада. Со мной тут тако-ое было! Расскажу — не поверишь. Ты куда едешь-то?

Девушка пожала плечами:

— С тобой — в Фигерас. Помнишь, мы собирались?

— Так и ездили уже… А это что за станция? Жирона?

— Нет. Написано — Матаро.

— Матаро, — тихо повторил Андрей. — Постой! Это ж в другую строну!

— Так нам и надо в другую. В Питер, да!

— Но до Питера из Матаро поезда не…

Что-то тряхнуло, и поезд, и красивое личико Влады вдруг сделались зыбкими, расплылись, исчезли…

Громов поднял голову, схватившись за деревянную стойку клетки:

— Что так трясет-то?

— Так дорога такая, — зевнув, отозвался Жоакин. — Скоро ночлег.

Молодой человек приник к решетке — уже наступали сумерки, но было еще не настолько темно, чтоб не разглядеть узенькие улочки какого-то старинного городка — живописно одетый народ, небольшие двух- и трехэтажные домики, церковь.