Подняться уже не смог. Алексееву пришлось его пристрелить…
– Видите вон тот домик с белой трубой? Где аистиное гнездо…
– Ну? - поручик Грызлов взялся за винтовку, впился глазами в черные жиденькие кущи, над которыми кое-где поднимались крыши коктебельских домиков.
– Мы жили там чуть не каждое лето, - вздохнул юнкер Фогель, - с сестрой и с тетками.
Поручик плюнул и снова улегся на солому.
– Нашел время теток вспоминать! Ты еще дядьку вспомни!
– А какие там сливы были в саду! - продолжал Фогель мечтательно, - и шелковица, и урюк, и даже персики!
– Борща бы сейчас… - пробормотал Грызлов, поднимая воротник шинели, - что-то смена не идет…
– Вот у меня в Мелитополе была тетка, - прапорщик Шабалин перевернулся на спину, заложил руки за голову, - такой, доложу я вам, персик! Если б не путался под ногами дядька, так я бы…
– Дядя к нам тоже приезжал! - сказал юнкер. - У него в Севастополе была яхта, и он катал нас до Судака и обратно.
Все трое, не сговариваясь, повернулись к морю. Узкое корытце бухты от вытянутого Хамелеона до вихрастой громады Карадага заполнял серый, подернутый пенкой бульон, в котором не плавало ни единой съедобной крохи - пароходика или баржи.
– Яхта… - проскрежетал поручик. - Где она, та яхта? Помолчали. Что тут скажешь? Не появятся суда, и придется хлебать этот бульон до смертной сытости…
– М-да, - задумчиво произнес Шабалин. - Белеет парус одинокий… зачем-то в море голубом. Что ищет он в стране далекой, черт бы его побрал, когда он нужен позарез?
– Разве это море? - Грызлов обиженно дернул плечом и отвернулся от бухты. - Вот в Палермо, действительно, море. Яшмового цвета!
– Неужели они не придут? - прошептал юнкер Фогель. - Не может этого быть!
– Под ним струя светлей лазури. От страху, видно, напустил… - продекламировал Шабалин.
– Да ну тебя, в самом деле! - вспыхнул юнкер. - Я за дивизию переживаю, за раненых! Одно дело драться, когда прикрываешь отход своих, а другое дело так - без позиции, без надежды… Пока всех не перебьют.
– Да, позиция, конечно… - прокряхтел поручик, устраиваясь поудобнее на соломе. - Всё перегруппировывались! Последним стратегическим шедевром русской армии будет план обороны Карадага…
Фогель впился несчастными глазами в каменную громаду, будто понял вдруг: забавный петушиный гребень из его детства все эти годы готовил страшную казнь…
– Ну, кхм, мы еще повоюем… - он покашлял, закрывшись рукавом, свирепо потерся лбом о сукно. - Патронов, жаль, маловато…
– Маловато! - хмыкнул Шабалин. - Патронов просто нету! На батареях - по полтора снаряда на орудие. А у красных - екатеринодарские склады ломятся, катера, аэропланы - всего в достатке!
– И что же ты, Миша, предлагаешь? - не оборачиваясь, спросил Грызлов. - Сдаваться?
– Помилуй Бог! Разве я сказал - сдаваться? - прапорщик приподнялся на локте. - Ты, ваше благородие, за идиота меня принимаешь?
Некоторое время он укоризненно смотрел Грызлову в спину, потом снова лег.
– Нет, братцы, мужичкам я не дамся, пока жив. Они, сволочи, того и ждут, чтобы мы лапки подняли! Только я еще в Джанкое видел, что они с офицерами делают, спасибо! Уж лучше залезть на гору повыше, оттолкнуться и улететь к едрене-фене, прямо в небеса, иде же несть ни стогна, ни воздыхания, но жизнь бесконечная!
Тяжелый пушечный удар прокатился по бухте, перевалив откуда-то из-за Хамелеона.
– Аминь, - произнес Грызлов. - Вот и мужички…
– Идут! - всполошился вдруг Фогель. - Там, за кустами! Он вскинул винтовку и тоненьким голоском прокричал:
– Огонь!
Прапорщик Шабалин толкнул его в плечо. Выстрел грохнул, пугнув галок из соседнего сада. |