– Это боцман с невольничьего корабля в наружной бухте, сквайр, – прибавил достойный служитель Бахуса. – Этот человек провел не один день на море и видел столько чудес, что ими можно было бы заполнить целый том. Его называют Стариком Бореем, хотя настоящее его имя Джек Найтингейл.
Иностранец едва прикоснулся губами к поданному ему ликеру и повернул голову к рассказчику, которого можно было бы назвать вторым «оратором дня».
Рост этого человека превышал шесть футов, огромные бакенбарды закрывали нижнюю часть его мрачного лица с шрамом, неизгладимым следом глубокой раны, руки и ноги его были пропорциональны, на нем была матросская одежда. На шее у него висела длинная серебряная цепочка со свистком из того же металла. Не обращая, по-видимому, ни малейшего внимания на появление человека из общества более высокого, чем его слушатели, этот сын океана продолжал свой рассказ голосом, который, казалось, дала ему природа для контраста с его благозвучным именем. Голос его напоминал мычание быка, отчего без привычки трудно было понимать отдельные его слова.
– Ну! – говорил он, показывая пальцем в направлении к горизонту. – Берег Гвинеи мог быть здесь, а ветер дул из этого места, порывами, как будто тот хитрец, который держит его в мехе, то пропускал его между пальцами, то заботливо завязывал его в мех двойным узлом. А знаешь ты, приятель, что такое этот мех?
Этот неожиданный вопрос был обращен к изумленному фермеру, уже знакомому читателю. С костюмом в руке, полученным от портного, он стоял и с интересом слушал рассказы боцмана, намереваясь пополнить ими свой запас историй, предназначенных для соседей.
Общий смех над Пардоном раздался в зале. Найтингейл многозначительно подмигнул окружающим и воспользовался случаем «освежиться», опрокинув себе в горло пинту рома с водой. После этого он продолжал:
– Может, и тебе когда-то доведется узнать, что такое береговой ветер, когда выпустишь руль благонравия. Шея дана человеку, чтобы держать голову над водой, а не для того, чтобы вытягивать ее. И когда тебя несет на мель искушения, следи за курсом и глубже опускай лот совести.
Затем он гляделся по сторонам:
– Итак, земля была здесь, как я уже сказал, и ветер дул там юго-восточный, а может быть, и юго-юго-восточный. Он то несся на нее, как кит на волне, то полоскал паруса. Я не люблю такой погоды, она слишком неустойчива для того, чтобы спокойно отбывать вахту. Я направился к корме, чтобы находиться поблизости, если кто-нибудь окажет мне честь и спросит мое мнение. Вы знаете, приятель, мои мысли на этот счет: вежливость – основное, человек обязан знать правила обхождения. Никогда не следует совать свою ложку в миску капитана, по крайней мере без приглашения, тем более что мое место спереди, а его – на корме. Я не говорю, на каком конце судна лучшая голова, на этот счет мнения различны, хотя люди, хоть что-нибудь смыслящие, укажут переднюю часть. Но я пошел к корме, чтобы быть наготове сказать свое мнение, если его спросят. Недолго я пробыл там, как случилось как раз то, что я предвидел: «Мистер Найтингейл, – сказал капитан, – а капитан человек обходительный, никогда не забывающий о своем благородстве, когда ему приходится говорить с кем-нибудь из команды. – Мистер Найтингейл, что вы думаете об этом клочке тучи на северо-западе?» – спросил он. «Право, капитан, – ответил я смело, потому что никогда не затрудняюсь с ответом, когда со мной говорят прилично, – право, капитан, ваша честь больше меня в курсе дела (что, конечно, чепуха, ибо по годам и опыту он по сравнению со мной сущий юнец), что ж, как мое мнение – убрать три марсели и закрепить фок. Торопиться некуда: Африка и завтра будет там, где сегодня. А чтобы не дать кораблю вертеться, у нас есть большой парус…»
– Вы должны были и его убрать, – вмешался откуда-то сзади решительный голос, хотя не такой грубый, как у красноречивого боцмана. |