И каждое утро участники строительной бригады Чернобыля (название, разумеется, придумал Аркадий) умоляли Надю присмотреть за ними. Они были изгнаны далеко на восток от поселения, и если уж к ним ехать, то лучше бы на целый день. Но и команда медиков просила ее помочь в строительстве клиники и нескольких лабораторий внутри нее — из ненужных ящиков, которые они превратили в убежища. И вместо того чтобы оставаться на Чернобыле, она возвращалась в середине дня, чтобы поесть, а затем отправлялась к медикам. Каждую ночь отключалась в полном изнеможении.

Иногда по вечерам, прежде чем отправиться спать, она подолгу разговаривала с Аркадием, звонившим с Фобоса. Его команда испытывала проблемы с микрогравитацией луны, и ему тоже был нужен ее совет.

— Вот получить бы нам такое g, при котором можно было бы и жить, и спать! — говорил Аркадий.

— Постройте рельсы кольцом вокруг поверхности, — предложила Надя, засыпая. — Из одного отсека «Ареса» сделайте поезд и возите его по рельсам. Забирайтесь внутрь и возите его с такой скоростью, чтобы получить нормальное g относительно обшивки поезда.

Аркадий замер, а затем разразился диким гоготом:

— Надежда Франсин, я люблю тебя, я люблю тебя!

— Ты любишь гравитацию.

Из-за всех этих консультаций строительство постоянных жилищ шло довольно медленно. Наде удавалось всего раз в неделю забираться в открытую кабину «мерседеса» и громыхать по разрыхленной земле траншеи, которую она уже начала рыть. Теперь та достигала десяти метров в ширину, пятидесяти в длину и четырех в глубину — именно такая глубина была необходима. Дно траншеи ничем не отличалось от поверхности планеты — глина, мелкие частицы, камни всех размеров. Реголит. Пока она работала на бульдозере, геологи запрыгивали и выпрыгивали из траншеи, собирая образцы и все разглядывая, — даже Энн, которая была против того, что они бороздили планету. Ни один геолог из когда-либо появившихся на свет не мог удержаться в стороне от вскрытого грунта. Работая, Надя слушала их переговоры по радиосвязи. Они пришли к выводу, что реголит, судя по всему, был одинаков на любой глубине — и хорошего в этом мало, поскольку Надя не назвала бы реголит прочным грунтом. Зато содержание воды оказалось низким — менее десятой процента, — это означало, что они не провалятся вниз, как в одном из незабываемых кошмаров Нади, случившихся во время стройки в Сибири.

Покончив с выемкой реголита, она собиралась устроить фундамент из портландцемента — лучшего материала из тех, чем они располагали. Он разошелся бы трещинами, залей они его менее чем двухметровым слоем — но «шиката га най». Толщина обеспечивала некоторую изоляцию. Однако бетон еще нужно было прогреть до полной выдержки — а при 13 по Цельсию для этого требовались нагревательные элементы… Все тянулось очень, очень медленно.

Она повела бульдозер вперед, чтобы удлинить траншею, и тот резко рванулся, укусив землю. Затем, навалившись своим весом, уперся в реголит, прорезая себе путь.

— Ну и боров, — нежно заметила Надя.

— Надя влюбилась в бульдозер, — отозвалась Майя по радиосвязи.

«Я по крайней мере знаю, кого люблю», — подумала Надя. На прошлой неделе она провела слишком много вечеров на складе инструментов с Майей, слушая ее болтовню о проблемах с Джоном, о том, как во многом ей было лучше с Фрэнком, как она не могла разобраться в своих чувствах, как ей казалось, что Фрэнк ее ненавидит, и так далее и тому подобное. Надя, чистя инструменты, лишь поддакивала, стараясь скрыть отсутствие интереса к разговору. На самом же деле она устала от проблем Майи и, скорее, предпочла бы поговорить о стройматериалах, чем о чем-либо другом.

Ее работу на бульдозере прервал звонок команды из Чернобыля.