Но тот из друзей горбатого дворянина, что первым прибежал ему на помощь и напал на злосчастного Латиля сзади, в то время как горбун наносил ему удар спереди, воскликнул:

— Наоборот, все оставайтесь на местах. Дело касается нас, и мы отвечаем за все. Вы свидетели, что мы всего лишь поспешили на помощь нашему другу маркизу Пизани, которого этот гнусный головорез Латиль заманил в ловушку; поэтому не бойтесь ничего: вы имеете дело со знатными сеньорами, с друзьями господина кардинала.

Все присутствующие обнажили головы, но с еще бо́льшим любопытством уставились на того, кто стал успокаивать их относительно последствий события, серьезного, но все же гораздо менее редкого в ту эпоху, нежели в наши дни.

Говоривший и сам понял: чтобы завоевать доверие присутствующих, нужны более пространные разъяснения. Не заставляя себя просить, он произнес, указывая пальцем на одного из своих спутников:

— Вот, во-первых, господин Венсан Вуатюр, известный поэт и остроумец; он будет одним из первых академиков господина Конрара, когда господин Конрар создаст свою академию, а пока что он представляет иностранных послов его королевскому высочеству Месье.

Человек невысокого роста, бодрый, элегантный, краснолицый, одетый в черное, со шпагой, прикрепленной горизонтально, выпятил грудь, слушая перечисление своих титулов, сопровождаемое восхищенным и уважительным шепотом публики.

— Далее, — продолжал оратор, — вот господин Шарль, граф де Бранкас, сын господина герцога де Виллара, дворянин свиты ее величества королевы-матери. Наконец, — продолжал он, повысив голос и подняв голову, как боевой конь, встряхивающий своими доспехами, — я, сьёр Пьер де Бельгард, маркиз де Монбрён, сеньор де Сукарьер, сын господина герцога де Бельгарда, великого конюшего Франции, главного офицера короны, большого друга покойного короля Генриха Четвертого и доброго слуги ныне со славой царствующего Людовика Тринадцатого. Если всех этих ручательств вам недостаточно, я могу представить вам только ручательство Предвечного Отца. А теперь, поскольку вам предстоит труд вымыть пол и похоронить эту падаль, а всякий труд заслуживает вознаграждения, вот вам плата.

И, взяв со стола кошелек, сьёр Пьер де Бельгард, маркиз де Монбрён, сеньор де Сукарьер, бросил его к ногам хозяина «Крашеной бороды»; из кошелька вывалилось десятка два луидоров, в то время как Сукарьер отправил четыре свертка по сто пистолей каждый к себе в карман, причем этот фокус не встретил возражений маркиза Пизани: тот, вовсе не желая оказаться замешанным в этой стычке, выскользнул излома и поспешил удалиться, что при его длинных ногах было нетрудно.

Хозяин гостиницы и его поварята были ошеломлены перечислением этих блестящих имен и пышных титулов, а больше всего — звоном золота, раскатившегося при падении на пол. Они почтительно стащили свои колпаки, неловко поклонились, пятясь, и сняли обе свечи со стен, чтобы иметь честь посветить господам дворянам, которые соблаговолили убить у них человека и оставили кошелек, полный золота, а г-жа Солей, будучи хорошей хозяйкой, поспешила собрать его и спрятать в карман, причем, надо заметить, без малейшей мысли причинить ущерб хоть в одно экю своему мужу: брак их был заключен на основе общности имущества.

Затем Сукарьер, дополняя торжественность своих слов достоинством жестов, запахнул плащ, подкрутил усы, сдвинул шляпу на левое ухо и, округлив руки, упругим шагом величественно вышел.

Его спутники покинули зал более скромно, но все же сохраняя на лице высокомерное и решительное выражение, внушавшее уважение толпе.

Пока эта троица догоняет маркиза Пизани, сообщим нашим читателям кое-какие необходимые подробности о персонажах, только что выведенных нами на сцену.

Главным действующим лицом рассказанной нами драмы был, как сказал Сукарьер, маркиз Пизани, сын г-жи маркизы де Рамбуйе, дочери Жана де Вивонна и римской дамы Джулии Савелли.