– Чтобы убийца мог закрыть за собой дверь, – предположил Саморра. – Ее ступни мешали.

– Пол, но зачем? Что ему было здесь делать? Сексуально он ее не использовал, по крайней мере как известно нам. И не взял ничего, насколько можно судить. Оставил наличные деньги, кредитные карточки, дорогие лекарства в аптечке. Он очень рисковал, входя сюда. И тратил время. С какой стати?

– Например, онанировал, глядя на нее, потом ушел.

Мерси вспомнила недавние нераскрытые убийства уличных проституток: две были обнаружены в мотелях в разных концах округа, одна лежала на Харбор-бульваре, возле автомагазина. Одну задушили, другую забили дубинкой, третью застрелили в голову.

– Спермы нет.

– Он мог воспользоваться презервативом. У нее их полно.

Мерси попыталась представить такое, но не смогла. Это казалось очень расчетливым, холодным, лишенным чувственности. И не было улик, свидетельствующих, что убийца хотя бы касался Обри, если не считать того, что оттащил ее от двери.

Они остановились у противоположных концов обеденного стола. Мерси рассматривала блюда, салфетки возле них о тем же рисунком, невысокую хрустальную вазу, где Линда Койнер нашла гильзу. На одном месте стоял почти пустой стакан воды, на другом полная чашка кофе. На кромке стакана краснел продолговатый мазок губной помады. Оба сосуда покрывал черный дактилоскопический порошок. Мерси видела, где со стакана снимали пленку. Она пригнулась, чтобы изменить угол зрения, и стала разглядывать порошок на стекле, которым засыпали стол. Отпечатков там было множество.

Мерси направилась в кухню, где стояли немытая сковородка на столике, столовые приборы, салатные миски и тарелки в раковине. В сковородке лежали крылышко и бедро. Ни рюмок, ни бутылок из-под спиртного. Стоя у раковины, через правое окно можно было видеть океан.

– Хорошо, Пол. Значит, она готовит для кого-то ужин. В ее календаре написано «Т.Т.». Предположим, человек пришел в половине девятого, это слышал Коутс. Гость – крупный мужчина, с легкой походкой, знакомый с окрестностями. Он стучит, Обри открывает. Ни шумных разговоров, ни громкой музыки, ни борьбы, ни выстрелов, ничего. Они едят салат и цыпленка. Спиртного нет. В десять минут одиннадцатого гость уходит. Мы знаем это, поскольку Александр Коутс находится в ванной комнате со своим надежным секундомером.

Саморра перешел в гостиную. Он стоял в солнечном свете, глядя на туфли Обри с высокими каблуками. Его голос звучал глухо.

– Потом поднимается по лестнице знакомый номер два, идет по дорожке, и он поменьше, обувь у него на мягкой подошве. Не стучит, но Обри все-таки открывает дверь.

Мерси полистала заключения экспертов, чтобы выяснить, была ли посыпана порошком кнопка звонка. Эван посыпал и ничего не обнаружил.

– Может быть, он вытер кнопку, – предположил Саморра, или негромко постучал. А Коутс в это время умывался, зевал, кашлял – и не услышал стука.

Мерси задумалась.

– Обри слышит стук или звонок, подходит к двери, открывает ее. Но сначала включает свет над крыльцом и смотрит в глазок. Это существенно. Очевидно, она его узнала. Если нет, то почему открыла дверь? Она девушка по вызову. Навидалась всякого. Доверчивость не в ее натуре. Но дверь она открывает.

– Она знала его, – произнес Саморра. – Думала, что знала. Если отбросить предположения Коутса, основанные на звуках, перед нами один и тот же человек. Самое простое объяснение. Гость, который ужинал. Т.Т. Вот почему Коутс не слышал стука. Стук был негромким, потому что Т.Т. только что вышел. Этот человек знал: Обри решит, будто вернулся он. Негромкий стук, она подходит к двери, спрашивает, кто там, он отвечает: «Я, знакомый номер один.