Нет, меня не испугает эта анемичная принцесска. Я – Питер Пэн. – Разве ты не говорила, что совладала с ней. Неужели после пережитого ужаса в 1912 нам нельзя успокоиться на ее счет?
— Поэтому мне необходима твоя помощь.
— О! – карие глаза мои полезли на лоб, я затянулся незажженной сигарой и выпустил струю невидимого дыма. – Королеве Скорби нужна моя помощь. Снова? – подколол ее я.
— Тебе обязательно разговаривать со мной полуголым? – как обычно на самом интересном она сменила тему. – Ладно бы хоть пресс был кубиками, а то… обычный жилистый мальчишка.
— Красивый юноша, – уточнил я. – Мне известно, как я действую на ровесниц. Возможно ли, что Королеве Скорби неловко из-за моей неотразимости? Свет мой, зеркальце…
— Ну да, как же! – махнула она затянутой в белую перчатку рукой. Боже мой, сколько элегантности сквозило в том движении. Королева была сама сказочность, само благоговение, само величествение – думаю, такого слова не существует, если не нравится – подай в суд.
— Рассказывал ли я тебе, почему я не прочь вырасти? – поинтересовался я, откидываясь в кресле и вытягивая на столе ноги. – Но тут снова препятствие: давеча ты больше по девочкам, чем по мальчикам.
— Питер, – хлопнув ладонями по столу, она наклонилась, пронизывая меня взглядом. – Прекращай свои шуточки или…
— Или что? – продолжал ехидничать я, не в силах отвести от нее глаз. Неудивительно, что при помощи такого же обаяния ее доченьке удается пленить своих жертв. – Превратишь меня в лягушку? – я квакнул и засмеялся. Звук моего голоса эхом разнесся по дворцу. Даже слышно было, как где-то в темноте давится Горбунок.
— Сейчас нет времени на превращения. Убить – гораздо быстрее, – отчеканила она.
Сколь сладок и порочен ее гнев. Некоторые девочки вызывают у меня желание положить голову им на коленки, а в руках Королевы хочется умереть. Я вздрогнул, и чтобы она этого не увидела, взял яблочко и откусил кусочек.
— Ммм. Желаешь яблочко? – мне нравятся яблоки. Я протянул руку прямо под ее царственный нос. – Они не отравленные. Крест те на пузе, – осклабился я.
Королева вновь не оценила мой сарказм. Ненавижу, когда из-за нее я чувствую себя маленькой надоедливой мошкой, жужжащей вдоль стен моего замка. И не важно, как высоко она летит, всем глубоко плевать. Будь у меня родители, наверняка с ними я ощущал бы то же самое.
— Лучше ему предложи, – Королева выпрямилась, указывая на огромный плакат Шона Коннери. – Зачем тебе вообще здесь этот постер? Он разрушает сказочно-готическую атмосферу дворца.
— Джеймс Бонд? – я развернулся к стене позади меня. – Это Шотландская шиза. Ты не поймешь. Ты – от Гримм. Я – от Барри.
— И что ты хочешь этим сказать? – спросила она, не глядя на меня и расчищая на столе место. – Не выводи меня глупыми разглагольствованиями о своем создателе. Я об этом твоем Барри.
— С досадой вынужден снова тебя поправить. Ты, верно, говоришь о Сэре Джеймсе Мэтью Барри, – настойчиво произнес я, поднимая со стола трубку и отбрасывая сигару. Понятное дело, трубку я курил не по-настоящему.
— Поаккуратнее с пристрастием к курению, – глумилась Королева. – А не то изведешь себя до смерти.
— Ты права целиком и полностью, – я притворился, что тяжело кашляю. – Что бы я без тебя делал?
— Закрой рот и взгляни сюда, – она указала на предметы, одиноко стоящие на опустошенном ею столе.
— Так вот зачем ты здесь, – потирая подбородок, я изучал семь предметов: вилка, тарелка, кружка, хлебные крошки, стул, нож и немного волшебных бобов. |