|
Она не совершила ничего предосудительного. Она не сбегала из дому и не состояла на учете в полиции как малолетняя преступница. По крайней мере, ей так казалось. — Не волнуйся, дорогая. Теперь все будет хорошо, — сказала мама и крепко сжала ее руку, словно пыталась убедить в этом саму себя. Капля сиропа упала на одеяло. Энджи сразу сняла ее пальцем, а потом облизала его. — Ты уже кому-нибудь рассказала? В смысле, не толпятся ли на лужайке перед нашим домом репортеры, ожидая, пока я позавтракаю и приму душ? Испуганная мама, вскочив с кровати, подбежала к окну и раздвинула шторы. — Нет. Не вижу ни одной телекамеры. Фил, детектив Броуган, сказал, что постарается сделать все возможное, чтобы журналисты ничего не узнали о твоем возвращении. Об этом знают только в полиции. Ты пообщаешься с прессой, когда будешь готова. Даже не представляю, как сохранить это в тайне. Дело в том, моя дорогая, что твое исчезновение наделало очень много шума, — пояснила она, вглядываясь куда-то вдаль. — Кстати, раз уж мы заговорили о том, кто должен знать о твоем возвращении, а кто не должен, ты не хочешь позвонить Ливви? О боже! И что же она скажет? Привет, Ливви, я вернулась, хотя все считали меня мертвой. Меня не разорвали кугуары. Что у тебя нового?Нет, сегодня она не в состоянии вести подобные разговоры. — Ну, не знаю. Думаю, что мне сначала нужно поговорить с психологом. Мама недоуменно подняла брови. — Но, может быть, твои друзья… — Она замолчала, поняв, что неправа. — Прости. Конечно, тебе нужно сначала освоиться, свыкнуться с переменами, которые в тебе произошли, разобраться в себе самой. Ты еще не готова к общению с другими людьми. Я все понимаю. Однако я все-таки позвонила бабушке. Вчера вечером, после того как ты уснула. Дядя Билл привезет ее к нам в воскресенье, — сказала она и задернула шторы. — Модя Билл? — удивилась Энджи. Так она называла младшего брата отца, который был намного младше него и всего на восемь лет старше самой Энджи. Это прозвище она дала ему, когда ей было шесть лет, а ему всего четырнадцать: молодой дядя стал модей. Она не видела его целую вечность. — А дедушка? Он что, не приедет? Мама молчала, неподвижно глядя в одну точку. Это молчание длилось довольно долго, и Энджи все поняла. «О нет, прошу тебя, только не надо ничего говорить!» — закусив нижнюю губу, мысленно попросила она мать. Однако мать все-таки сказала: — Энджи, дорогая, ты, конечно, ничего не знала. Мы потеряли дедушку. Это случилось полгода назад. Ей показалось, что внутри у нее образовался вакуум. Она не могла говорить, лицо словно окаменело. Слезы катились по щекам, капая прямо в тарелку с оладьями. Что еще случилось за время ее отсутствия? Чего еще она не знает? Охнув, мама закрыла правой рукой рот, а левую прижала к животу. Она оглядывала комнату так, словно что-то искала. — Я… нет, — пробормотала она. Энджи поняла, что она не притворяется. — Что, мама? Говори, раз начала. Не надо ничего от меня скрывать. Я больше никогда не увижу своего дедушку, что может быть хуже этого? — воскликнула Энджи. Она смотрела, как мать сжимается от боли, и ее осенила ужасная догадка: — У тебя рак? О господи! Неужели это правда? — О нет, дорогая моя! Это не… это… хорошие новости, — сказала мама, кусая губу. — Я в положении. Энджи недоуменно уставилась на нее. — В каком положении? — Энджи, дорогая, я беременна. У нее зашумело в голове, и она уже не слышала того, что говорила мать. |
