Если кто-то спрашивает, с какой стати царь поспешил на выручку сербам, поинтересуйтесь у него, с какой стати кайзер поспешил на выручку австрийцам. Если кто-то говорит, что французы могли напасть на немцев, вполне достаточен ответ, что на самом деле немцы напали на французов. В любом случае остается два отношения к происходящим событиям, два доказательства для спора, и их надо рассмотреть и учесть, исходя из ключевых фактов.
В первую очередь это забавный, туманный аргумент, на котором особенно настаивают профессиональные краснобаи из Пруссии, посланные направлять и исправлять сознание американцев и скандинавов. Они мгновенно закатывают истерику в ответ на замечания, что у России есть обязательства перед Сербией, а у Англии перед Бельгией, и утверждают, что вне зависимости от наличия или отсутствия договоров, наличия или отсутствия границ, России нельзя позволять убивать представителей тевтонской расы, а Англии – присваивать колонии.
Я думаю, что в этом, как и в других случаях, профессорам, раскиданным по прибалтийской низменности, не хватает ни ясности, ни законченности мысли. Естественно, у Англии есть свои материальные интересы, которые она будет защищать, и мы будем использовать самые разные возможности для их защиты; другими словами, Англия, как и любая другая страна на ее месте, чувствовала бы себя комфортнее, если бы Пруссия была менее могущественна.
Но факт остается фактом – мы не сделали того, что сделали немцы. Мы не вторгались в Голландию, чтобы усилиться в военно-морском и торговом плане. Что бы они ни говорили, что мы хотели сделать это из-за нашей жадности, но боялись так поступить из-за нашей подлости, но на самом деле мы просто этого не сделали.
Пока мы не покинули зону действия здравого смысла, я не могу представить, о чем еще тут можно спорить и как еще судить. Соглашение может быть заключено к обоюдной материальной выгоде, но моральное превосходство всегда на той стороне, которая соблюдает соглашение. Нельзя быть бесчестно честным, даже если честность – лучшая политика. Можно представить себе сложнейший лабиринт косвенных мотивов, но в любом случае человек, который сохраняет верность данному слову, пусть и за деньги, не может быть хуже человека, который за деньги вероломствует. Это применимо в равной степени и к Сербии, и к Бельгии с Англией.
Сербы не самые миролюбивые люди, но на этот раз именно они желали мира. Если хотите, думайте, что сербы прирожденные грабители, но в данном случае люди, собравшиеся грабить, – это не они, а австрийцы. Точно так же вы можете называть Англию вероломной, основываясь на исторических обобщениях, и заявлять о вашей личной вере в кровожадность господина Асквита, еще в младенчестве давшего обет разрушить Германскую империю, по причине ненависти к орлам и подражая
Ганнибалу. Но называть человека вероломным за то, что он держит свои обещания, – бред. Не менее абсурдно обвинять делового человека за то, что он пришел на встречу вовремя, во внезапном предательстве и говорить о бесчестном ударе в кредиторскую спину со стороны должника, который пришел отдать долг.
И во-вторых, это не столь уж редкая в дни кризиса точка зрения, которую мне особенно приятно опровергнуть. Я обращаю свой голос против тех любителей и искателей Мира, кто весьма близоруко выбрал эту позицию чисто случайно. Этим нетерпеливым людям совершенно неважны всякие предварительные подробности – кто что сделал и был он прав или нет. Они вполне удовлетворяются утверждением, что грандиозное бедствие, именуемое войной, началось из-за некоторых или даже из-за всех нас и должно быть завершено некоторыми или всеми.
Этим людям глава, предваряющая событие, представляется не только сухой (а она и должна быть наиболее сухой частью истории), но также ненужной и бесплодной. Я хотел бы сказать этим людям, что они неправы; они неправы по всем статьям человеческого правосудия и преемственности истории; но особенно и сильнее всего они неправы по провозглашаемым ими же принципам арбитража и международного мира. |