– Негодяй! И о Евнукидзе ты Жене все рассказал?

– Рассказал. Он знает, что Евнукидзе вас за Пашу на тоненькие ленточки порежет...

– Негодяй!

– Погодите вы с характеристиками, я еще не все рассказал. Да будет вам известно, что подробное описание обстоятельств смерти Паши Центнера и местонахождение его останков в настоящее время хранится в одном известном своей надежностью банке. И если раз в месяц один мой приятель в нем не отметиться, то хана вам, Борис Михайлович, причешет вас Евнукидзе по полной программе.

– Погань, – Борис Михайлович принял вторую таблетку Виагры. – Я же тебе деньги плачу. Ты обязан был с самого начала посоветоваться насчет Жени с Василием Васильевичем.

– Не было времени.

– Даже по телефону?

– Если бы я позвонил ему, закрутилась бы канитель. Это, во-первых. А во-вторых, я подозреваю, что Василий Васильевич симпатизирует Остроградской.

Шура взял бутерброд с икрой. Начал есть. Борис Михайлович задумался. В желудке кольнуло. "Виагра" не действовала.

– А у Жени в самом деле ноги кривые? – спросил Борис Михайлович, решив оказать "Виагре" моральную поддержку.

– Не видел. Но вряд ли.

– Почему вряд ли?

– Ну, знаете ли, бывают такие женщины... – Шура взял бутерброд с ветчиной. – Покажут один пальчик и ясно, что у нее все в порядке и с ногами, и с грудью, и со всем остальным. Этот хрен собачий такой же.

Шуре следовало быть осторожнее. "Виагра" начала действовать. Борис Михайлович начал расстегивать ширинку.

– Это вы зря, – невозмутимо сказал Шура, продолжая расправляться с бутербродом. – Принесите лучше чего-нибудь попить.

Борис Михайлович принес бутылочку "Фанты". Ширинка его была расстегнута. Сквозь нее виднелись белые трусы, из-за резинки которых выбивались жиденькие пряди седых волос.

– Почему зря? Тебе в твоем положении любое удовольствие нелишне. Вряд ли ты в рай попадешь. А в аду, как я слышал, в задницу одно каленое железо суют.

Стылый поморщился. Вспомнил паяльник. Но, взяв себя в руки, потянулся за бутербродом с сыром. Но взял с икрой.

– Приговор себе подпишете, – сказал он, перед тем как откусить.

– Какой приговор?

– Если Женя узнает, то письмецо из банка опять таки к Евнукидзе попадет, потому как Женя ревнивый и самолюбивый.

– А как он узнает? Вы, что, телепаты?

– Сердцем, Борис Михайлович, сердцем узнает.

"Виагра" перестала действовать.

"Опять подсунули черт те что".

Борис Михайлович застегнул ширинку и застыл, обхватив подбородок рукой. Образ Жени захватывал его воображение все больше и больше.

– Ну ладно, давай пока отложим, – сказал он. – К завтрашнему утру я решу, что делать. Через час к тебе придут, и ты скажешь им, где живет Женя. Ей богу, скажешь.

"Конечно скажу, – подумал Стылый провожая глазами начальника. – Девяносто девять из ста, что Смирнов не дома, а у своей аппетитной Марии Ивановны".

33. Нет, ты не женишься...

Мария Ивановна ждала Смирнова. В обтягивающем черном платье. Коротком, с короткими рукавами и глубоким вырезом на груди. Два часа назад она купила в "Библиоглобусе" две книжки Смирнова. Пролистала их и обнаружила, что его героини непременно появляются в таких платьях, дабы сразить героев наповал. Смирнов ее любознательность оценил и не стал лаять с порога.

Мария Ивановна, поставив себе пятерку по литературе, провела его в столовую, посадила за стол, налила красивого борща со сметаной.