— Жмем в новый универмаг!

В новом универмаге народу полно. В него ходят не столько покупать, сколько глазеть. Тамбур в универмаге двойной, чтобы меньше холода в помещение просачивалось. Попик покривился. Двое дверей, да к тому же с пружинами — это худо, но ребятам он ничего не сказал.

Парнишки околачивались возле дверей у голландки, среди покупателей и ротозеев, гревшихся здесь же. Попик переходил из отдела в отдел, скучно и зорко следил за покупателями. Наконец он «закрючил» даму в беличьей дохе, с шикарным кожаным ридикюлем и с золотыми серьгами в ушах. На руке у нее был перстень с клюквиной. Попик мысленно примерил этот роскошный перстень на свой палец и полюбовался им. Дама долго, с пристрастием смотрела в меховом отделе еще одну беличью шубу.

«Спекульнуть хочешь? — ухмыльнулся Попик в воротник пальто. — Давай, давай, увлекайся шибчее!»

В Краесветске меха были гораздо дешевле, чем на магистрали. Пушнина здесь добывается. Эту даму и облюбовал Попик, решив взять ее на шарап.

Дама отдала распоряжение завернуть шубу. Кассы в универмаге не было. Покупатели рассчитывались с продавцом. Попик обернулся, вытер нос двумя пальцами. К нему приблизились двое: Мишка Бельмастый и Женька. Остальные околачивались у дверей, на залом.

Дама отсчитывала деньги и жевала лиственничную серу. Ее суетные, костистые пальцы с кольцом, магически действующим на Попика, проворно перебирали, щупали, складывали деньги в стопку. В углах ее крашеных губ выступала пена, И всякий раз, как заканчивалась сотня, дама слизывала рыжую от губной помады пену и с прищелком давила зубом серу.

Попик все замечал, но кольцо с клюквиной просто сводило его с ума.

«Двести… двести пятьдесят… триста…» — отсчитывала дама, шевеля линялыми губами. Попик, считая, еще раз примерил кольцо на свой палец. Он даже ощутил его жесткую студеность на руке и мечтательно вздохнул: «Как вырасту, обязательно такое же куплю себе, блин я буду, если не куплю!..»

У прилавка добавилось народу.

Дама считает. Попик считает. Женька стоит сзади дамы. Он сделает ей «ласточку», если дама кинется за Попиком. Иначе говоря, упадет ей под ноги, и она полетит, как птичка, растопырив крылышки.

«…Триста семьдесят пять… четыреста… четыреста двадцать!»

Все! Больше не надо!

Но Попик чего-то ждет.

Попик все еще скучно смотрит на коричневое полупальто, аккурат его размера, и ровно бы цену разглядеть не может.

«Он же знает — нужно четыреста двадцать. Чего же тянет? Неужели скиксовал? Или на кольцо загляделся и…» — проследив за восхищенным взглядом Попика, испугался Женька, но додумать до конца догадку не успел.

«Четыреста семьдесят!» — прошептала дама.

И в этот миг денег не стало. Попик резко повернулся, накрыл стопку, и деньги будто корова слизнула языком.

Дама там и осталась стоять с прикушенным от напряжения кончиком языка, с занесенной над прилавком рукою, в которой краснела тридцатка, но еще краснело, прямо кровяной каплей светилось кольцо, которое сразу перестало интересовать Попика.

Дама еще стояла в столбняке, она еще и моргнуть не успела, а деньги ее — четыреста семьдесят рублей — уже оказались в кармане у Женьки, и он пошел от прилавка со скучающим видом на разом ослабевших ногах, ровно бы валенки оказались набиты тряпками или в них вовсе не было ног.

Мишка Бельмастый занял его место. Все шло по плану.

В стеклах двери заискрилась снежинка. Она делалась все ярче, ярче. Горело и еще много снежинок на стекле двери мелкозвездной россыпью. Но Женька целил прямым, напряженным взглядом одну среди них.

«Если не погаснет — уйду!» — загадал Женька.