В отчаянии я стал орать и колотить по стенам. Ноль внимания, фунт презрения. В мозгу забрезжило нехорошее предчувствие, что меня забыли.
– Замуровали, демоны, – в сердцах сказал я и сплюнул.
Чистота пола и эстетичность волновали меня меньше всего.
Клаустрофобию за собой не наблюдал, но сидение в тесном замкнутом пространстве, да ещё и при столь скудном освещении, нравилось мне всё меньше и меньше.
– Ладно, пеняйте на себя, – громко сказал я, рассчитывая, что мои рассуждения вслух записываются, и если что, всегда можно сослаться на то, что предупреждал. – Если автоматика накрылась известным местом, прибегну к иному способу. Можете назвать его варварским. Кто не спрятался – я не виноват.
Я поднял табурет-вертушку, прикинул его на вес. Тяжёленький. Как раз для моих целей.
Приняв картинную позу (ноги широко расставлены, на лице суровое выражение решительности, в руках табурет), громко и отчётливо произнёс:
– Считаю до десяти. Если двери не откроются, буду вынужден применить грубую силу. Итак, десять!
Медленно досчитав до нуля, убедился, что угроза не подействовала, дверь по-прежнему осталась закрытой.
– Хорошо, я сделал все, что мог, и теперь с чистой совестью умываю руки!
Табурет с треском врезался в металлопластик двери. Образовалась внушительная вмятина. Однако замки (насколько я понял – электромагнитные) не сдавались. Понадобилось ещё с десяток ударов, прежде чем конструкция не выдержала.
– То-то же, – удовлетворённо произнёс я, оказавшись в коридоре. – Только не говорите, что не предупреждал. Не надо было доводить до крайностей.
Путь, по которому меня вели, я помнил весьма фрагментарно. Движимый наитием, развернулся и пошёл в правую сторону по коридору. Моё внимание привлекла раскрытая дверь одного из ближайших боксов. Она не была повреждена.
За порогом бокса находилась анабиозная капсула, близнец моей. Влекомый любопытством, я подошёл к ней и бросил быстрый взгляд на стеклянный колпак. Увиденное заставило меня отвернуться: в капсуле находилась мумия, вроде той, что есть в Эрмитаже. Меня на неё посмотреть отец в детстве водил. Помню, как стоял и отворачивался.
– Что за… – выругался я.
Результат неудачного эксперимента? То, что могло произойти со мной?
Перекрестившись и пробормотав короткую молитву, я выбрался из бокса. Надо сказать, в коридоре их хватало: несколько десятков. Некоторые оказались открыты, но большинство было заперто. Поскольку никто не окрикивал и не одёргивал, я принялся методично в них вламываться. Увы, меня ожидало разочарование: в каждой анабиозной капсуле лежало по мертвецу разной степени высушенности или разложения. Лаборатория всё больше смахивала на склеп.
Это порядком давило на нервы. Даже у меня, насмотревшегося во время служебных «командировок», постепенно нарастало чувство отчаяния. Труп, трупы, десятки трупов и ни одной живой души… А если дополнить это тревожной тишиной и всё более тускневшим светом, ситуация казалась всё более жуткой.
Может, весь эксперимент пошёл не так и потому лабораторию забросили, не убедившись, что есть один уцелевший? Среди учёных полно безалаберного народа, так что версия произошедшего не выглядела столь уж безумной. Тем более факты – упрямая вещь. Пустые помещения, неработающие механизмы, куча покойников и я. Картина безрадостная.
Тут я услышал странный дребезжащий звук. Он прозвучал так неожиданно, что я едва не подпрыгнул на месте. Блин! Предупреждать надо!
Звук повторился. Он исходил из другого конца коридора. Я уже был там, но, наткнувшись на запертую дверь (на сей раз более надежную и крепкую, чем в боксах), повернул обратно. Сейчас этот звук показался мне слаще музыки. Я кинулся на его источник и увидел, что дверь, преграждавшая выход из коридора, медленно распахивается под дребезжание автоматического привода. |