Сергеев усмехнулся.

– А разве я говорил о том, что вы станете космонавтом? Всё куда прозаичнее. После испытаний на мышах, кроликах и морских свинках нужно переходить к следующему этапу. Нужны люди, исключительно добровольцы. На них будет отрабатываться экспериментальная технология погружения в анабиоз и выведения из него.

– Значит, в подопытные кролики готовите? – подобрался я.

Сергеев развёл руками:

– Ну, а вы как думали? Будем спасать вас от тюрьмы и прочих неприятностей (я, кстати, в курсе ваших проблем) исключительно из гуманных соображений и любви к искусству? Добро пожаловать в реальный мир, Игорь Николаевич.

Я хмыкнул.

– Давно не верю в абстрактный гуманизм. И всё же, если я соглашусь, что меня ждёт, какие шансы?

Иван Петрович улыбнулся.

– Теперь ваш заход правильный. Ну, что я могу сказать: гарантии вам только в банке дадут, да и то не в каждом.

– И всё же… Я понимаю, что вы не обязаны передо мной отчитываться.

– Любопытство – дело святое. Помогу его удовлетворить. Мы уже проводили эксперименты с людьми. Первые – на неделю – были полностью успешными, без потерь. Когда перешли к уровню один месяц, смертность составила приблизительно тридцать процентов. Мы учли недостатки и скорректировали технологию. Вероятность не проснуться при анабиозе сроком на один месяц составляет сейчас смехотворную величину в две тысячных процента. Но теперь перед нами стоит новый рубеж – мы замахнулись на целый год. Время не ждёт. Его у нас и без того мало.

– Другими словами, я войду в число тех «счастливчиков», которым предстоит проваляться в анабиозе столько, сколько ещё не доводилось никому?

– Да, – кивнул Сергеев.

– Ну, и какова вероятность смерти для моего случая? Есть же предварительные расчёты…

Лицо учёного помрачнело.

– Это неточная цифра…

– Тем не менее.

– Хорошо. Не стану от вас скрывать: вероятность закрыть глаза и никогда больше не открыть укладывается в рамки от двадцати пяти до пятидесяти процентов.

– Вот почему вы ищете подопытных кроликов среди таких как я, – задумчиво протянул я. – С настоящими добровольцами видать совсем туго. Не каждый пойдёт на такой риск.

– Верно. Не каждый, – вынужденно согласился Сергеев. – Большинству не улыбается подобная перспектива. Видите, я с вами честен.

– Благодарю за искренность, – сказал я.

Он внимательно уставился на меня:

– Ну, что: решитесь или нет?

Я провёл по вспотевшему лбу рукой.

– Можно подумать, что у меня большой выбор. Гарантированно сдохнуть в тюрьме или с вероятностью в одну вторую не проснуться в анабиозе… Элементарная математика приходит на помощь. Договорились, я стану частью вашего проекта. Тем более, – я снова вспомнил о жене, – возможно, это поможет мне забыть некоторые вещи.

На полной физиономии Сергеева расплылась улыбка чеширского кота.

– Я почему-то не сомневался, что вы примете правильное решение, Игорь Николаевич.

– Предчувствия вас не обманули, – подтвердил я. – Как будем выбираться отсюда: партизанскими тропами, с применением насилия, – я кивнул в сторону дверей больничной палаты, за которыми по-прежнему дежурил полицейский, – или есть официальный способ?

– Минуточку, – он распахнул свой кожаный портфель и выудил из него пухлую кипу бумаг. – Сначала уладим все необходимые формальности, а потом я заберу вас отсюда.

– Сегодня?

– А что вас смущает? Я уже навёл справки у врача, вы кандидат на выписку.