— Плохие новости, — начал дьякон. — Про то, что сейчас скажу, мало кто знает, и вы не болтайте. Как отсюда выйдете — рты на замок, ясно? Так вот… У нас в изоляторе четверо больных, еще пятеро недужат. Кушать не могут, лихорадит их. Все они на юге вал вдоль теплотрассы ровняли, новые заграждения ставили. Берегини пока вылечить не могут, грешат на воду. Я дал команду воду свежую со всех баков спустить и колодцы закрыть. Сейчас пьем ту воду, что до прихода могильщиков закачали…

Тут все как зашумят!

— Дьякон, неужто био поганый нам колодцы отравил?

— Добить их надо, мины заложить вдоль Асфальта!

— Что же мы пить будем?

— Тихо все, — рыкнул отец. — Непонятно пока, от био зараза пошла или паук его постарался. Патрульные видали одного на ближнем отстойнике. Наших заметил — и убежал. Если их работа, тогда худо. Прежде они до такой пакости умом не доходили… Мы со всех баков воду химикам отослали, может, разберутся. А вам надо три телеги с бочками взять и на Пасеку сходить. К ближним колодцам не ходите, на нео нарветесь. Пойдете к северным, дальним. Пасечникам гостинца свезете. Как вы, с тремя телегами справитесь или пару патрульных в помощь дать?

— Справимся, дьякон Назар!

— Ну, храни вас Факел.

Ну чо, выкатили мы три длинных повозки с люминевыми баками, туров впрягли, покатили. Работка не сложная, ага, хотя три бака полных долго заливать, может, за два дня не управимся. Такое уже случалось, после сильных дождей вода на Факеле портилась. Пока заразу выводили, привозной водой спасались. Дык у пасечников вода завсегда вкуснее! Тут одна закавыка… к северным колодцам чтоб попасть, вдоль Пепла придется ехать, в обход леса чтоб. А это не шибко хорошо…

Поехали, ага.

— Твердислав, может, срежем по горелой просеке? — предложил Бык.

Бык — он смелый, как на Пасеку идет, завсегда с собой переводчика таскает. Кувалда называется, ага. Почему-то с кувалдой обезьяны лучше понимают.

— Нет, — сказал я, — один так срезал. До сих пор башкой трясет.

Обогнули мы базар, нарочно большой крюк по пустоши дали, нечего любопытным на нас глазеть. Втянулись в Чагинскую улицу, так уж эта просека до Последней войны называлась. Слева Пепел уже показался, не к ночи его поминать. На краю папоротник рос, лишайник серый. Много домов, бомбами побитых, встречались и большие, но кусками. Сразу было видно, где бомбили, где био прошел, а где ракеты кидали. Там где ракета влетела, домов не было, ага, одни головешки. Зато сохранилась пара углов, как-то до сих пор держатся. На них, ежели постараться, можно прочесть — Чагинская улица. Справа — Пасека, заросли сплошные, зелень да птицы орут.

С километр спокойно проехали, до Белых высоток. Агроменные домища, этажей по двадцать и боле, всякий раз глядю и диву даюсь, как люди могли в таком жить и не заплутаться. Тут не все упали, иные до сих пор держатся или друг на дружку маленько завалились. Только заросли дрянью до самой крыши, плесенью, лишаем. Птицы поверху живут, из окошек порхают, а засрали дома так, ну будто сосульки висят. Мы туда как-то вместе с пасечниками лазили, этот самый птичий помет собирали. Ну чо, пасечники — они умные, говорят, на помете у них огурцы всякие, укропы быстрее растут. Еще мы там каруселю детскую из пепла откопали, было дело. К домам-то когда подходишь, этажа два нижних золой засыпаны да затрамбованы давно. Бык железяку в золе нашел, антиресно ему стало, ну копал-копал, и каруселю выкопал. С конями и птицами, ага. Утащить ее на Факел не вышло, рассыпалась. Так чаще всего и бывает, найдешь чо ценное, а оно в руках обсыпается…

— Десятник, ногам горячо!

— Тсс.