Не давая себе провалиться в последнее забытье, Мирон через силу повернул голову — туда, где должны были виднеться грозные башни Кремля. Но башни скрывались за руинами Форта. Выходит, дозорные так и не узнают, что здесь произошло. И чего доброго, пошлют помощь. Хотелось выть от бессилия. Неужели все кончится так бездарно?

— Вот черт… — прошептали сухие, потрескавшиеся губы.

Ничего не кончилось. Худшее ждало впереди…

Глава первая

КНИЖНИК

— Чем занят, отрок?

Чуждый звук ворвался в поток бессвязных мыслей, и Книжник не сразу осознал, где находится и кому принадлежит этот голос.

Медленно возвращалось ощущение реальности.

Вокруг не было убийственного Поля Смерти. Был тихий дворик Семинарии, кривая скамейка, прижавшаяся к оштукатуренной стене, увитой тихо шевелящимся плющом. И строгий отец Никодим, возвышающийся над замечтавшимся семинаристом с черными четками в сложенных руках. А Поле Смерти, жуткие твари, попавшие в западню дружинники — все здесь, на коленке, в тонкой стопке берестяных листков, исписанных мелким убористым почерком.

Все это здесь, на этих листах. Забытая история, что не давала ему покоя. Ведь тогда, десять лет назад, все знали, что дружинники пропали в Поле Смерти, — и никто не решился прийти им на помощь.

Потому что Поле Смерти — табу. Запретное для человека место.

Но именно запретное заставляет сердце учащенно биться, именно запретное порождает желания. Такие, как его собственная мечта. Та, в которой он отвел себе совсем иную роль, чем отвела ему неразборчивая судьба. И, перечитывая старые записи, делая пометки на ветхих берестяных полях, он всякий раз оказывался там, с ними.

И будто сам собой на этой бересте рождался план.

План невозможного, того, чему вряд ли суждено сбыться, свод выводов и смелых предположений, которые Книжник всегда мечтал проверить в реальности — там, за крепкой крепостной стеной. Ведь он готовился к своей собственной, особой судьбе. Он изучал то, что могло бы понадобиться в недоступном ему мире, далеко выходя за рамки, отведенные послушникам Семинарии. Но сейчас эта другая, иллюзорная судьба была сжата до стопки мятых берестяных листков, которые он невольно прикрыл ладонью.

— Что это у тебя? — спросил отец Никодим, с подозрением глядя на записи.

— Так, это… — пробормотал Книжник, судорожно вцепившись в листки. — Занимаюсь я, отче…

— Вижу, что занимаешься, — неприятным голосом проговорил наставник. — Да боюсь гадать, чем.

Он протягивал руку, и этот красноречивый жест не оставлял вариантов. Книжник вложил записи в сухощавую ладонь, вжал голову в плечи. Наставник погрузился в чтение, беззвучно шевеля губами. Лицо его начало неприятно вытягиваться. Отец Никодим медленно поднял взгляд на побледневшего семинариста.

— Это что значит, отрок? — деревянным голосом проговорил наставник. — Ты опять за свое? Выходит, не покаялся ты, как заверял меня? И теперь, значит, пустой болтовни тебе мало — ересь свою на бумагу излить решил?!

Книжник молчал. И без того ясно, что неприятностей не избежать. Отец Никодим — один из высших наставников Семинарии, ретивый поборник обычаев, строгих правил и дисциплины. А главное, он давно держит зуб на этого вольнодумца, посягающего на кремлевские устои.

— Да что тут такого? — Семинарист нашел в себе силы возразить. Даже пожал плечами — как можно небрежнее, что на деле вышло виновато и робко. — Мы же как раз изучали эти самые Поля Смерти — откуда они пошли, какова их природа.