Выполнима эта программа или нет — значения не имело. Мысль о том, что предстоит гигантская многолетняя работа, мало кому тогда приходила в голову. Против программы резко выступило союзное правительство во главе с Рыжковым. Он не хотел делиться властью с республиками.

Горбачев быстро отошел от программы «500 дней», опять стал маневрировать. Страна приближалась к экономическому краху. В российских областях исчезли сигареты и папиросы, пропала водка. 1 сентября Ельцин потребовал отправить правительство Рыжкова в отставку и принять программу Шаталина за основу российской экономической реформы. Верховный Совет РСФСР проголосовал «за».

Затем последовали весьма странные события. 8 сентября 1990 года командующий воздушно-десантными войсками генерал-полковник Ачалов приказал командирам пяти дивизий ВДВ выдвинуться в Москву «в состоянии повышенной боевой готовности по южному варианту». В ночь на 10 сентября в сторону Москвы с вооружением двинулась Рязанская воздушно-десантная дивизия, затем начала выдвигаться Псковская дивизия...

И сентября Ельцин сообщил, что к Москве приближаются десантные части:

— Нам пытаются доказать, что это мирное мероприятие, связанное с подготовкой к параду. Однако есть сильное сомнение в этом.

Генерал-полковник Ачалов заявил, что одни части будут готовиться к параду, другие — займутся уборкой подмосковной картошки. Позднее все документы, связанные с передвижением десантников к Москве, были уничтожены. Понятно, что приказ десантникам мог отдать только президент Горбачев. Возможно, Михаил Сергеевич в очередной раз поддался давлению сторонников силового решения всех проблем, но, увидев реакцию общества, дал отбой...

16 октября Ельцин выступил в Верховном Совете с большой речью, в которой объявил, что Россия больше не может подчиняться центру. Экономическая ситуация такова, что либо Горбачев соглашается сформировать коалиционное правительство, половина мест в котором будет отдана демократическим силам, и участвует в реформировании экономики, либо России придется проводить свою экономическую политику.

Анатолий Черняев: «В эти дни я, наверное, впервые увидел Горбачева растерянным. Власть, казалось, зримо уползает из его рук... Кризис доверия у Михаила Сергеевича с каждым днем приближается к нулевой отметке. Ельцин паразитирует на идеях, завоеваниях и непоследовательности Михаила Сергеевича. Все, что он сейчас провозглашает, Михаил Сергеевич говорил «на соответствующих этапах», только не решался продвигать...»

В эти дни Горбачеву присудили Нобелевскую премию мира.

Иностранные гости, поздравляя, все настойчивее спрашивали его о взаимоотношениях с Ельциным. Канцлер Германии Гельмут Коль задал самый откровенный вопрос:

— Чего, собственно, хочет Ельцин — занять твое место?

Горбачев устроил совещание: как реагировать на Ельцина.

«Пожалуй, сильнее других выступил Рыжков, — вспоминает Георгий Шахназаров.

— Первая атака в сентябре, — сказал он, — захлебнулась, и теперь Ельцин начинает новую. Он не успокоится, пока нас не добьет, либо сам голову сложит. Вокруг него собралась циничная публика. Согласия с ним быть не может. То, что вы, Михаил Сергеевич, пошли на компромисс, ничего вам не добавило.

Если мы сейчас пойдем в лоб — проиграем. Его слова падают на подготовленную почву. Россия действительно была ущемленной... Народ думает: вот пришел царь, который нас спасет. Семьдесят лет россиян угнетали, все у них отнимали, чтобы отдать другим третью часть нашего достатка, Борис положит этому грабежу конец...»

Анатолий Черняев записал в дневнике: «Поезд истории Советского Союза уже миновал главную стрелку и пошел хотя и в том же направлении, но не по тем рельсам, которые осторожно и в муках прокладывал Горбачев».