– Я вовсе не хочу, чтобы мои мальчики за что-то сражались, Сенатор.

– Ну, тогда вам лучше обучить их какой-то другой профессии, Ронда. Было бы лучше им освоить какую-то новую профессию.

Какое-то время взрослые сидели молча. Рут едва дышала. А потом миссис Поммерой сказала:

– Он был не слишком хорошим рыбаком, Сенатор.

– Эх, помер бы он лет шесть спустя, когда мальчики станут постарше. Вот бы когда ему надо было помереть.

– Сенатор!

– А может быть, и тогда лучше не было бы. Честно говоря, не понимаю, как вообще могло бы все получиться. Я про это думал, Ронда, еще тогда, когда вы рожали одного мальчишку за другим. Все пытался сообразить, как же все устроится в конце концов, и понял: ничего хорошего не выйдет. Даже если бы ваш муж остался в живых, все равно мальчишки бы передрались друг с дружкой. Омаров тут на всех не хватит, это факт. Жалко. Хорошие мальчики, крепкие, здоровые. С девочками, конечно, проще. Они могут уехать с острова и выйти замуж. Надо было вам девочек рожать, Ронда! Надо было запереть вас в конюшне, пока вы не начали бы рожать дочурок.

Доутшурок!

– Сенатор!

Снова послышался всплеск, и Сенатор сказал:

– И вот еще что. Я пришел извиниться за то, что не был на похоронах.

– Не за что извиняться, Сенатор.

– Я должен был прийти. Должен был. Я всегда был другом вашей семьи. Но я не могу, Ронда. Не выношу утопленников.

– Вы не выносите утопленников, Сенатор. Это все знают.

– Спасибо за понимание. Вы добрая женщина, Ронда. Добрая. И вот еще что. Еще я пришел подстричься.

– Подстричься? Сегодня?

– Да, конечно, – сказал Сенатор.

Отодвинув стул от стола, Сенатор Саймон задел Куки. Куки вздрогнула, проснулась и заметила Рут под столом. Куки жутко разлаялась. Она тявкала до тех пор, пока Сенатор не наклонился (с большим трудом), не приподнял край скатерти и заметил Рут. Он рассмеялся.

– Вылезай, малышка, – сказал он, и Рут послушалась. – Посмотришь, как меня стригут.

Сенатор достал из кармана рубашки долларовую купюру и положил на стол. Миссис Поммерой принесла старую простыню, достала из кухонного шкафчика ножницы и расческу. Рут оттащила стул на середину кухни, и Саймон Адамс сел. Миссис Поммерой обернула простыню вокруг шеи Саймона и накрыла ею стул. Открытыми остались только его голова и носки ботинок.

Опуская расческу в стакан с водой, миссис Поммерой смочила волосы на большой, похожей на буек голове Сенатора и разделила волосы проборами. Она стригла по одной прядке, зажав волосы между средним и указательным пальцами. Рут, следя за знакомыми движениями миссис Поммерой, знала, что будет дальше. Когда миссис Поммерой закончит стрижку, к рукавам ее траурного платья прилипнут состриженные волосы Сенатора. Она присыплет его шею тальковой пудрой, свернет простыню в узел и попросит Рут вынести ее во двор и встряхнуть. Куки выбежит следом за Рут и будет лаять на хлопающую простыню и хватать зубами комки сырых волос.

«Куки! – будет кричать Сенатор Саймон. – Ко мне, малышка!»

Чуть позже, ясное дело, мужчины явились к миссис Поммерой. Это было на следующий вечер. Отец Рут пошел к дому Поммероев пешком, поскольку они жили совсем рядом, а другие приехали на незарегистрированных грузовичках, которыми пользовались для перевозки всякого хлама и катания детей. Мужчины принесли черничные пироги и запеканки в дар от своих жен и расположились в кухне. Не все сидели. Некоторые встали, облокотившись о кухонные тумбы или прислонившись к стене. Миссис Поммерой сварила всем по кружке кофе.

Рут Томас сидела на траве под окном кухни и пыталась научить Робина Поммероя произносить его имя и другие слова, начинающиеся с буквы «р».