Вдруг они увидели импровизированный шлагбаум и неприязненные лица в касках Вермахта.

Запыленный костюм Мока и фотография на полицейском удостоверении, мало напоминающая прототип, произвели на командира взвода капрала Хелльмига определенно меньшее впечатление, чем пропуск, выписанный капитаном Спрингсом.

Написал ее углем на стене коридора, чтобы каждый часовой мог ее прочитать, прежде чем нажмет на курок. Потом через очень низкие, толстые стальные двери пересекли линию фронта. Треск двери как взрыв бомбы, как заключительный аккорд, как грохот тюремных ворот.

Эберхард почувствовал укол страха, когда задал себе вопрос о том, что находится на земле врага. Ужасала его тишина, которую нарушал режущий тонкий писк.

Он зажег фонарик и осмотрел бетонные стены убежища, в котором они находились. Кроме двери, был в этом помещении обычный люк.

Франц по знаку Эберхарда покачал заржавевшим воротом, откинул толстую стальную крышку люка, и через некоторое время они почувствовали дуновение воздуха, которое несло с собой запах затхлости, крысиных экскрементов и зловоние разлагающегося человеческого тела, напоминающее вонь примороженной моркови в сочетании с сероводородным запахом гнилостных газов.

Эберхард вышел на вражескую территорию, прорезал светлой полосой тьму подвала и увидел надутый газами живот лежащего на спине немецкого солдата.

Изощренный глаз давнего полицейского немедленно разглядел кровь, облепившую дыру в голове, куски металла, застрявшие в груди и в бедрах, сломанные ногти и изрытую штукатурку стены.

— Опоздал, вероятно, во время отступления, — прошептал Эберхард брату, сглотнув слюну. — Его люди уже закрыли люк, а он царапал стену до тех пор, пока его не достала русская граната.

Франц не слушал, занятый очищением своего проспиртованного организма от остатков водки. Когда выдал уже последний кашель, отхаркался и посмотрел на брата покрасневшими глазами.

— Scheisse, что тут произошло?

— Так выглядит фронт, не видел никогда трупа? — спросил Эберхард и осветил надпись кириллицей на стене. Под надписью была стрелка, указывающая на небольшое возвышение в земляном подвале.

— Смотри, тут могли закопать мины. Русские пишут своим алфавитом. Для нас это как шифр. Они знают об этом.

Он подошел к двери одного из подвалов. Висела на одном шарнире.

— Иди, помоги мне. — Он указал на дверь.

— Положим их как барьер, чтобы не налетели на мины, когда будем возвращаться.

Они сделали это, тяжело дыша.

Эберхард перепрыгнул тело, подпалив несколько крыс. Одна из них вытерлась о штанину брюк Франца, который вздрогнул всем телом от отвращения. Эберхард осветил маленькое существо и взглянул на него внимательно.

— Корабль «Бреслау» еще не тонет, если вы на нем остаетесь, — тихо сказал он крысе.

Они двинулись вперед, освещая темноту под ногами.

На глиняном полу кишели блохи, изредка пищала крыса, из каких-то открытых дверей разграбленного подвала вылетел со свистом нетопырь и исчез в темноте. Эберхард особенно внимательно искал взгорков на полу и русских надписей на стенах.

Освещал, кроме того, интерьеры подвалов и поглощал запах компотов, выливающихся из разбитых банок, запах ферментированного вина и гнилых мешков. Спотыкался о доски, старые колеса велосипедов и фрагменты мебели. Наконец они достигли конца коридора.

Эберхард выключил фонарик, и через некоторое время его глаза привыкли к темноте.

Не была она, впрочем, абсолютной.

В неопределенной дали чернота подвала нарушена была бледно-розовым, который высекал из темноты несколько параллельных штрихов.

Эберхард понял через несколько секунд, что это края ступеней, на которых преломлялся свет, падающий с верха лестницы.