Эркенберт обрел голос:

– Вы это о чем?

– Ну смотри, архиепископу нужно сто человек, я один, а сто без одного будет – слышал про науку арифметику? – девяносто девять.

От такого выпада Эркенберт вспыхнул.

– Я слышал об арифметике. Но ты еще не принят. Сначала мы должны узнать твое имя и имена твоих родителей, и еще много других вещей. И ты должен проявить себя на глазах у нашего ваффенмайстера. В любом случае сегодня ты уже опоздал.

Он почувствовал руку у себя на плече, Арно заговорил мягко и озабоченно:

– Ты совершенно прав, брат, но, думаю, в данном случае мы можем сделать исключение. Этот юный herra известен мне, да и всем нам. Это Бруно, сын Регинбальда, графа Мархеса. Его знатность, безусловно, позволяет ему претендовать на эту честь.

Эркенберт раздраженно взялся за пергамент.

– Превосходно. Если все делать как полагается, мы должны теперь спросить об имуществе и доходах, которые претендент намерен передать Ордену, – он начал писать. – Бруно, как сын графа, должен быть, естественно, Бруно фон..?

– Бруно фон ниоткуда, – последовал спокойный ответ. Эркенберт почувствовал, что его запястье перехвачено огромной неумолимой ручищей, мягко, но стальным зажимом.

– Я у графа третий сын, земель не унаследовал. У меня нет ничего, кроме моих рук, оружия и моего коня. Но позволь мне спросить кое о чем тебя, малыш с бумагами. Ты бойко говоришь на «нишненеметском», но ручаюсь, ты не один из нас. И я ничего не слышал о твоем знатном роде. Я удивлен, кто же этот человек, имеющий право решать, кому быть, а кому не быть «фсатником» Святого Ордена? Никаких обид, надеюсь.

Арно торопливо вмешался:

– Бруно, этот ученый дьякон – англичанин. Он сражался в армии Папы, которая была разбита, и пришел, чтобы рассказать нам об этом. А еще он видел смерть знаменитых викингов, Ивара Бескостного и Рагнара Волосатой Штанины. Мы узнали от него много полезного, и он предан нашему делу душой и телом.

Хватка на запястье Эркенберта ослабла, юноша отступил назад, и на его чеканном лице появился интерес.

– Ладно, – сказал он, – ладно. Я готов принять англичанина как собрата. И этот малыш-англичанин – без обид, друг, у каждого из нас есть свои сильные стороны – сказал одну очень правильную вещь. Я действительно должен показаться ваффенмайстеру, – он обернулся и крикнул: – Данкварт! Где ты, старый мерзавец? Какие там у тебя испытания? Хотя ладно, не надо. Я сам все вижу.

Пока Бруно разговаривал с Эркенбертом, активность на плацу замерла. Ваффенмайстер, старшины и не выбывшие до сих пор кандидаты прекратили свои упражнения и подошли посмотреть на новичка. Они освободили ему проход, когда он ринулся от стола.

В четыре прыжка Бруно подскочил к огромному черному жеребцу, который вольно пасся неподалеку. В седло он взлетел, не касаясь стремян, подхватил воткнутое в землю копье и уже двигался к полосе с препятствиями и мишенями. Когда конь перепрыгивал первый плетень, Эркенберт увидел, что Бруно держит левую руку за спиной – чтобы подчеркнуть, что не пользуется щитом. Поводья были брошены, он вел жеребца только коленями и пятками. Удар копьем с верхнего замаха, мгновенный разворот и скачок. Сквозь поднявшуюся над полем пыль Эркенберт мог разобрать только с треском разлетающиеся мишени и черного кентавра, каждые несколько секунд берущего барьер за барьером. Более искушенные наблюдатели стали криком приветствовать каждый удар. Через какие-то мгновенья конь вернулся, всадник соскочил на землю, тяжело дыша и широко улыбаясь.

– Я выдержал это испытание, Данкварт? Тогда скажи тому человечку с бумагами, ведь это все не в счет, пока он не отметит.