Александр Кердан. Крест командора
Пролог
Берег для него всегда был роднее моря. С детства, неуклюжий и тучный, он чувствовал себя надёжно и уверенно только на земле. Иногда он забирался на крутой откос и подолгу глядел то на море, то на побережье, и тогда вода и суша казались ему чем-то единым: песчаные холмы напоминали вздыбленную горько-солёную пучину, а зелёные волны – холмистую твердь. Почти все города и поселки королевства разместились на стыке двух стихий, и порой было не понять: то ли они – ворота в море, то ли двери на сушу, и все были похожи на старые, выброшенные на берег баркасы. Вот и его родной Хорсенс прицепился за край земли в остроконечном фьорде на востоке Ютландии. Его кривые узкие улочки облепились блестящими чешуйками, пропахли табачным дымом, водорослями и рыбой, подобно палубе рыбацкого суденышка. И не мудрено, что здешние мальчишки из поколения в поколение мечтали о море и, как правило, становились мореходами. А его, к двенадцати годам толком не научившегося плавать, они часто гнали с улицы камнями, показывали языки и дразнили «толстяком». – Бедный мой Витус, – говорила бабушка. Mormor Мартина гладила его по взъерошенным, чёрным как смоль волосам, сетуя, что некому заступиться за сироту, и долго шептала что-то – молилась. И в её сетованиях была своя правда. После смерти её дочери Маргарет Беринг – матери Витуса – его отец Ионансен Свендсен почти не замечал младшего сына. Хотя и говорят, что последышей любят сильнее, да, очевидно, растратил Ионансен все свои нежные чувства на старших детей. Его первенец Йёрген, равно как родившаяся второй дочь Иоганна, уже давно жили своими семьями и особого беспокойства у отца не вызывали. А настоящими его любимчиками были двойняшки-подростки, сильные и хваткие парни Свен и Йунас. Сам Ионансен оставался ещё крепким – ему всего пятьдесят, и совсем не утрачена мужская привлекательность в глазах многих местных энке и фрёкен. Был Ионансен в прошлом таможенным чиновником, а теперь владел магазином пряностей, то есть был отнюдь не беден. Но вопреки сложившемуся мнению об особой любви к младшим сыновьям, собирался Ионансен в день ухода на покой передать дела не Витусу, а именно Свену и Йунасу. – Вот накоплю денег, – как-то однажды сказал он, – и отправлю Свена в Ост-Индию, чтоб открыл на Кромандельском побережье магазин. А Йунаса определю в таможню. И тогда не придётся нам выплачивать перекупщикам наличные, как сейчас… А тебя, сён, – щурясь и как бы нехотя перевёл он взгляд на Витуса, – а тебя пошлю в Амстердам учиться на капитана, чтобы появился в семье моряк, который будет ходить на нашем корабле, ну, хотя бы в тот же Транкебар. То-то завалим всю Данию мы своим товаром!.. А, Витус? Хочешь быть капитаном? И потом в редкие дни, когда вся семья собиралась за столом, раскуривая короткую трубочку-носогрейку и прихлебывая густое двойное пиво, любил Ионансен вернуться к своей мечте. И вновь при этих словах Ионансена бабушка торопливо крестилась, братья перемигивались, мол, какой из этого толстяка капитан, а Витус послушно кивал, не смея перечить отцу. Да и как признаешься суровому родителю, что его куда больше влечет к себе кирха, что, подобно капитанской рубке над кормой баркаса, возвышается на холме в дальнем конце городка. |
