Изменить размер шрифта - +
Тело отца лежало на столе в центре зала, накрытое простыней до самой шеи. Мать и бабушка в отчаянии смотрели на него. Застывшее лицо Калоджеро Пертиначе хранило спокойное выражение, почти улыбку. Тусклый свет, от которого все кругом казалось каким-то нереальным, усугублял трагизм этой сцены. Аддолората прижимала к груди бумажный пакет с вещами погибшего мужа. Нэнси и Сэл прислонились к стене возле двери. Девочка сняла белый шарф, на котором запеклись пятна отцовской крови.

– Давай выйдем… – попросил Сэл сестру вполголоса. Ему стало плохо в этом царстве смерти.

Брат с сестрой выскользнули из двери и сели в коридоре на металлическую холодную скамью.

– Почему ты сказала полицейским, что не видела убийцу? – спросил Сэл тихо.

– Это никого не касается, это дело нашей семьи, – уверенно ответила Нэнси. – Ты ведь сделал то же самое.

– Я поступил, как ты, – Сэл без колебаний признал свою подчиненность сестре. Мгновение он колебался. – А что мы можем сделать?

Нэнси стиснула руку брата.

– У нас впереди еще много времени. Мы вырастем, станем сильными. Я найду убийцу отца. Нет такого места, где бы он скрылся от меня. И я убью его, слышишь?

Сэл вздрогнул, холодный пот выступил у него на лбу, ладони стали влажными, голова закружилась, и подступила тошнота. Коридор и люди вокруг словно опрокинулись.

– Мне плохо. – Сэл зажал рот руками. Нэнси оглянулась вокруг, ища помощи, но Сэла вырвало прямо на пол.

Нэнси распахнула двери зала, где лежал отец. Аддолората и бабушка Анна резко повернулись в ее сторону. Каждая по-своему переживала неутешное горе: одна оплакивала мужа, которому только что изменила в каморке пиццерии, другая – сына, единственное утешение своей жизни. Нэнси преодолевала вдруг обрушившуюся на нее боль, которая, как лихорадка, поднималась от груди к голове, пыталась справиться с душевной болью. Ее утешал только план мести, который питала искавшая выхода ярость.

– Сэлу плохо, – наконец вымолвила она.

Мальчик уже стоял в дверях бледный, дрожащий и вытирал платком рот, стыдясь собственной слабости.

– Эти «макаронники» даже своих детей не жалеют – таскают их в самую пасть смерти, – с презрением сказал санитар, убиравший в коридоре.

– Пошли отсюда, – решительно произнесла Анна Пертиначе и двинулась к выходу.

 

В вагоне метро Аддолората и Анна Пертиначе сидели рядом. Аддолората держала свекровь за руку.

– Вы были правы, мама, – неожиданно проговорила она.

– Права, – бесстрастным голосом повторила старая женщина.

– Нам не надо было уезжать с Сицилии.

Две женщины, которые никогда не испытывали друг к другу симпатии, стали ближе в свалившемся на них несчастье.

– Господь не прикажет, и лист не поляжет, – строго произнесла Анна. – От судьбы не уйдешь, – подытожила она. В голосе ее не было смирения.

– Не надо вам было женить его на мне, – с грустью сказала Аддолората.

– Все начиналось так хорошо, – Анна глядела прямо перед собой. – И твоим родителям тоже так казалось, – продолжила она тихо, но твердо и уверенно. – Судьбе было угодно, чтобы он на тебе женился, – закончила старуха, припоминая те далекие годы, когда ее сын сходил с ума по Аддолорате.

Аддолората тоже охотно списала бы все на неотвратимость судьбы, мучительно страдая от своей измены, совершенной в тот момент, когда умирал муж.

 

Глава 4

 

Мак-Лири вышел из метро в Бруклине, на перекрестке Перл-стрит и Фултон-стрит.

Быстрый переход