Подобная сцена повторялась при приеме каждого отряда, но если Гуго быстро поддался уговорам, то другие бароны проявили упрямство. Сквозь глубокое презрение, которое Анна испытывала к франкам, «кельтам», на страницах ее труда предстающих непостоянными и неуравновешенными гордецами, просматривается атмосфера взаимной злобы и недоверия, царившей во время прибытия крестоносцев в Константинополь:

«До императора дошел слух о приближении бесчисленного войска франков. Он боялся их прихода, зная неудержимость натиска, неустойчивость и непостоянство нрава и все прочее, что свойственно природе кельтов и неизбежно из нее вытекает: алчные до денег, они под любым предлогом легко нарушают свои же договоры. Алексей непрестанно повторял это и никогда не ошибался. Но самодержец не пал духом, а все делал для того, чтобы в нужный момент быть готовым к борьбе. Однако действительность оказалась гораздо серьезней и страшней передаваемых слухов. Ибо весь Запад, все племена варваров, сколько их есть по ту сторону Адриатики вплоть до Геркулесовых столбов, все вместе стали переселяться в Азию, они двинулись в путь целыми семьями и прошли через всю Европу».

Этот текст очень ясно показывает, как далеко могут завести предрассудки Ведь Анна только понаслышке знала о тех народах, которых называла «кельтами», однако, не колеблясь, обвинила их во всех грехах якобы они на самом деле явились, чтобы захватить Константинополь, а прибытие каждого отряда предварялось нашествием саранчи, и все они ели зажаренными грудных детей Правда и ей пришлось признать, что «люди простые, искренние хотели поклониться Гробу Господню и посетить Святые места». Но она вовсе не скрывает своего отвращения к баронам, смешанного с характерным презрением, которое могла испытывать к «варварам» «порфирородная» — рожденная в том самом багряном зале, где, по традиции, появлялись на свет императоры, читавшая Аристотеля, Платона, Демосфена, Гомера, изучавшая математику и теологию столь же тщательно, как каноническое право и медицину Она видела в толпах, пришедших с Севера, только простых скотов, а их храбрость трактовала как инстинктивный порыв: «Племя кельтов — вообще, как можно догадаться, очень горячее и быстрое — становится совершенное необузданным, когда к чему-то стремится». Она не скрывает неприязни даже к Готфриду Бульонскому, который был известен своим благочестием. «Он был человеком очень богатым, весьма гордившимся благородством, храбростью и знатностью своего рода — ведь каждый кельт стремится превзойти всех остальных».

Теперь, наоборот, представим, какова могла быть реакция крестоносцев, сразу почувствовавших недоверие со стороны византийцев Эти «варвары» считали себя «воинами Христовыми», призванными спасти землю, которую сам Константинополь не был в состоянии защитить. Естественно, для крестоносцев большим оскорблением было, что их держат под подозрением, контролируют с помощью печенежских всадников, посланных императором для надзора, помещают вне городских стен и требуют принести Алексею вассальную клятву.

Последнее требование было непомерным в сравнении с другими. Нам известно, какую фундаментальную роль играла клятва в феодальном обществе ведь именно на клятве верности — лично-зависимой связи, обладающей священным характером, который ей придала Церковь, — покоились все социальные отношения, она связывала сеньора и вассала, к примеру, большинство войн, развязанных французскими королями, велись, чтобы заставить их вассалов принести клятву. Вассал, уже однажды принесший клятву, становился человеком своего сеньора и обязался помогать ему советом и помощью (consilium et auxilium).