Он хотел сокрушить меня. Располовинить ударом, который, как ему думалось, невозможно отразить. Ударом, в который он вложил всю свою ненависть, всю силу, всю жажду крови. Он был уверен, что я неминуемо буду убит. И не ожидал, что я все успею сделать на долю секунды раньше его. Опередить на то самое мгновение, которое отделяет победу от гибели. Донн-Улайн легко разрезал толстую кожу и кольчужный нараменник латной куртки, со скрежетом разрубил плечо Ратберта до середины грудины. Ударившая из рассеченной артерии кровь забрызгала стоявших рядом с нами воинов. Я вырвал из раны клинок, отскочил назад.

Ратберт простоял еще несколько мгновений, а затем удивление в его взгляде сменилось ужасом, и он упал навзничь, выронив меч.

— Отличный удар, шевалье! — меланхолически сказал де Кёрк. — Вы разделали его, как свинью на отбивные.

— Эвальд! — Домино бросилась мне на грудь. — Любимый мой!

— Все хорошо, — только и я мог ответить я, переводя дыхание.

— Надо посмотреть, не спрятался ли кто во дворце, — сказал начальник порта. — Я этим займусь. И нужно позаботиться об останках его преосвященства — упокой Матерь его светлую душу!

— Да… конечно, конечно. А Друбби?

— Убит моей рукой, — заявил де Кёрк с гордостью. — Его голову и головы прочих предателей выставим сегодня же над воротами замка.

— Ты в порядке? — Домино с тревогой в глазах смотрела на меня.

— Все хорошо, мое солнышко. Не беспокойся обо мне.

— И где ты выучил такой славный удар, твоя милость? — Домаш похлопал меня по плечу. — Просто всеубивающий удар, покрой меня короста! Не увернуться, ни закрыться. Поучил бы меня, твоя милость. А этот малый вроде как знал тебя, или нет?

— Знал, — я перевел взгляд на распростертого в натекающей кровавой луже Ратберта. — Я думал, мы больше не встретимся, но ошибся. Все, наши дела здесь окончены, де Кёрк сам разберется.

— Я займусь лошадьми, милорд, — сказал Джарем, поклонился и направился к выходу. Ганель, виновато мне улыбнувшись, поспешил за ним.

— Здесь пахнет кровью, — шепнула Домино, прижавшись щекой к моему плечу. — Пойдем отсюда.

— НЕ СПЕШИ, ФЛАМЕНЬЕР!

Я обернулся и сразу ощутил слабость в коленях и противное шевеление волос под подшлемником.

Зерам Ратберт смотрел на меня мертвым взглядом и улыбался.

— Я хочу говорить с тобой, — сказал мертвец. — Но с глазу на глаз. Пусть все уйдут. Все.

* * *

— Это хорошо, что ты принял мое условие и велел всем уйти, — говорило нечто, вошедшее в труп Ратберта, — потому что иначе я не стал бы говорить с тобой, фламеньер. Никто не должен слышать наш разговор.

— Кто ты такой?

— Это не имеет значения. Гораздо важнее, кто ты. Однажды тебе уже пытались это объяснить, помнишь? Раз нет, могу напомнить — кто ТЫ такой, Эвальд, называющий себя маркизом де Квинси? Ты жалкий сопляк, осмелившийся встать на пути у силы, о которой ты не имеешь ни малейшего представления. Ничтожный червь, путающийся у нас под ногами. Ты даже представить себе не можешь, как просто тебя уничтожить.

— Погоди, ты один из них? Из Магистров?

— А ты удивлен? Это еще раз подчеркивает твою глупость и твое никчемность, фламеньер.