На этом и кончился их разговор. Перед уходом брат Виал благословил девушку, потом наклонился и поцеловал ее руку. Иногда мне кажется, он забывает о скромных манерах, присущих нам, слугам Божьим, в отношениях с противоположным полом.
— Не бойтесь за ее здоровье, брат Лукас, — сказал брат Виал, когда мы шли по внутреннему двору к трапезной. — Когда она схватила меня за руку, в ней чувствовалась большая сила.
И вправду, на следующий день лихорадка Изабель прошла. Девушка выпила немного вина и съела кусок хлеба.
Когда я пришел к ней на следующий день, она смотрела в окно, но, услышав, что я вошел, обернулась.
— Брат Лукас, — сказала Изабель, — спасибо за вашу заботу.
— Я всегда к вашим услугам, — ответил я.
Мы стали разговаривать о том, как она здесь устроилась, о погоде, о разных приятных вещах. Она ни разу не упомянула ни Франциско, ни Андре. Потом я предложил ей немного прогуляться, чтобы размять ноги. Она взяла меня под руку, и мы вышли из лазарета.
Изабель шла довольно медленно, глубоко вдыхая влажный утренний воздух. Она остановилась, чтобы полюбоваться толстым деревом у ворот монастыря, и вдруг мы увидели, что к нам бежит один из послушников. У него явно было срочное дело.
Я не видел Франциско три дня с тех пор, как он закончил свою исповедь. Заботясь об Изабель, я оставил без внимания своего друга и впервые за пять месяцев не навещал ежедневно. Я вспомнил слова брата Виала о том, что Франциско не может вынести груза своей вины, — и тут же подумал, что случилось самое худшее. Я невольно охнул, и это встревожило Изабель, которая крепко сжала мою руку.
— Брат Лукас, — окликнул послушник, — в монастырь приехали двое рыцарей. Они воевали с Франциско в Леванте и явились навестить своего товарища.
Зная, что рыцари Калатравы так же хорошо знали Андре, как и Франциско, я пытался отговорить Изабель от встречи с гостями — но безуспешно. Я считал, что ей не стоит присутствовать на встрече, оставив прошлое позади. Но она не поддалась на мои уговоры.
Мы встретились с гостями в приемной за стенами монастыря — то была уютная комната с несколькими самодельными стульями и столом, их смастерили наши монахи. Когда мы вошли, воины сидели, и один из них играл кинжалом, пытаясь поставить его острием вниз на дубовый стол. Я с огорчением увидел царапины, появившиеся на столешнице.
Человек, сидевший ближе ко входу, поднялся.
— Брат Лукас, я полагаю? — спросил он.
— Да, это я.
— Значит, это вы занимаетесь изгнанием демонов из Франциско, — продолжал незнакомец. — Это для вас большая честь.
У него была грубая кожа, тяжелый подбородок и близко посаженные черные глаза, которые как будто пытались просверлить меня насквозь. Черты настоящего воина — если не считать слишком тонкого орлиного носа.
— За все надо благодарить Господа, — ответил я.
— Я слышал, Франциско вспоминает прошлые события и рассказывает о сражениях в Леванте. — Обходительные манеры рыцаря шли вразрез с его резким грубоватым голосом.
— Франциско очень детально описывает события крестового похода, — ответил я.
Кинжал второго рыцаря упал на стол. Он поднял голову; у него был приплюснутый нос и тупой взгляд. Посмотрев на товарища, он снова принялся играть оружием.
— Вы творите чудеса, брат Лукас, — сказал первый посетитель, поглаживая свою пурпурную накидку.
— Лишь Господь творит чудеса. Я всего-навсего его скромный слуга.
— Ну что ж, — сказал он, — я прослежу за тем, чтобы корона щедро вознаградила этого скромного слугу.
— Корона? Разве рыцари ордена Калатравы имеют такое большое влияние во дворцах Барселоны?
— Простите, брат Лукас, я не представился. |